«Если скажут, что Серебренников — вор, я не поверю этим судьям»

На состоявшейся в четверг встрече Владимира Путина с деятелями культуры был поднят вопрос о деле Серебренникова (а мог бы и не быть поднят, мало ли у кого рты зашиты по каким причинам). Президент, начав фразу, по обыкновению, со слов «что касается Серебренникова», заметил: «Если бы это было преследование, а не расследование, его спектакль не был бы поставлен на сцене Большого театра, а это произошло».


фото: Наталия Губернаторова

Понятно, что вся эта заваруха стала болевой точкой для всего культурного поля, наилучшим индикатором — еще громче заговорили о несовершенстве законодательства, о чрезмерном трепетном соитии культуры и власти, о судебной системе. Рефлексия всегда прекрасна, особенно если почаще глядеть на календарь: Россия, XXI век, и дальше можно не продолжать.

Дело Серебренникова с переходом на личный опыт нам комментирует худрук «Школы современной пьесы» Иосиф Райхельгауз. И довольно жестко.

— Иосиф Леонидович, вы сами ходили на эту встречу?

— Я только что прилетел, несколько дней не был в России, из аэропорта еду домой. Меня приглашали на эту встречу, но не смог.

Что касается этого дела: я, как мне кажется, законопослушный, внятный, нормальный человек, любящий свою родину. И считаю, что любые преступления, кем бы они ни совершались, должны быть изучены и наказаны.

Другое дело, что я совершенно не доверяю нынешнему российскому правосудию. Оно управляемо; я, к сожалению, это вижу на многих примерах. Поэтому не могу однозначно ответить на вопрос — виновен Серебренников или нет? Я понимаю, что Серебренников — выдающийся деятель современной культуры, а современная культура представляет нашу страну за рубежом. И Кирилл — один из тех, кто это делает; кто своими силами, спектаклями еще и еще раз поднимает уровень восприятия нашей страны. Поднимает. А культура — я так думаю — намного важнее для России, чем вооружение.

— Ну да, что иностранец знает хорошего о России? Малевич, Кандинский, грубо говоря. Только это и остается.

— Конечно. Каждый может совершить ошибку, каждый может неверно распорядиться государственными деньгами, — всё это так. Но сегодня мы имеем, с одной стороны, невероятное несовершенство наших законов: это невозможно просто, они не помогают, а мешают жить, я много работаю на Западе, и готов это сравнивать. На Западе закон помогает художнику или бизнесмену, у нас же — большинство законов мешают и культуре, и бизнесу жить и работать.

— А с другой стороны?

— Вижу абсолютную ангажированность нашей судебной ветви власти. Точнее, она не является самостоятельной ветвью власти. Она является такой же управляемой ветвью как культура, медицина, образование… поэтому все эти важнейшие показатели — культура, медицина, образование — сегодня НЕ определяют уровень нашей страны. Уровень, которого она была бы достойна.

— Поэтому нет доверия к судам?

— Если мне даже докажут, что Серебренников украл, я им не верю. ИМ Я НЕ ВЕРЮ. Как верить членам парламента, которые почему-то всегда единогласно принимают бесконечное количество античеловеческих законов? И вот единогласно, понимаете ли! И какой-нибудь Петя Толстой рассказывает, причем, после слов президента (каждый спортсмен сам решит: ехать ему на Олимпиаду или не ехать), но даже после этого Петя, который святее Папы Римского, говорит — нет, что вы, что вы, государство должно это решить! Мол, если они пойдут без формы и без флага, это уже не наши люди, мы должны их осудить. Если мы в XXI веке живем по таким понятиям, то по каким понятиям должен жить наш суд? Если зампредседателя Госдумы такое несет… ну что тут говорить?

— Но кажется ли вам, что в перспективе культура должна подальше держаться от государства?

— Это серьезный разговор. Дело в том, что во взаимоотношения наших учреждений культуры и государства есть много правильных и полезных вещей, — то, что весь мир может усваивать. Ни в одной стране мира (а я много где ставлю спектакли) нет такого количества субсидируемых театров. Но, с другой стороны, там есть закон, который поощряет вклад бизнесменов, меценатов в культуру. У нас нет такого закона. К тому же важный момент — а судьи (культурные) кто? Кто определяет — хороший спектакль или плохой?

— Для вас это больная тема…

— Конечно! Потому что у нас всё происходит по уровню симпатий. Нравлюсь я какому-нибудь большому начальнику в каком-нибудь министерстве культуры, — мне разрешат гастроли и дают на них деньги. А не нравлюсь — ко мне не приходят на премьеры и со мной не разговаривают, вычеркивают театр из программы больших гастролей. А вот потому что не нравлюсь, потому что что-то не то, видите ли, сказал в передаче того или иного канала… Представляете? Это на наших каналах-то, где такая цензура, что больше и быть не может, — тем не менее, я разговариваю там в разных политических шоу, совершенно сознательно высказываю свою точку зрения. А оказывается не следует этого делать, потому что мой театр, в котором 11 народных артистов, сразу будет лишен гастролей. Просто какой-то человек решил — не надо, а то Райхельгауз лишнего скажет…

Исходя из всего этого, извините, я не могу доверять тем, кто определяет — виновен или не виновен Серебренников…

Читайте репортаж: На встрече с Путиным за Серебренникова вступились двое, президент ответил расплывчато

Вечерняя рассылка лучшего в «МК»: подпишитесь на наш Telegram-канал