«Борьба за Kubana — социальный эксперимент»

Kubana Кубани не пара, не пара, не пара… — можно было бы перефразировать популярный шлягерок. Ситуация трагикомичная, для одних с ударением на первую, для других — на вторую часть этого семантического парадокса, но уже весьма обычная в контексте новейшей и весьма нудной истории наковыривания страной своих «духовных скреп». Истории, в которую рок-фестиваль Kubana, кажется, уже не вписывается, и, что самое грустное, попал куром в ощип на фоне более успешных, а точнее, удачливых коллег. Поскольку рок-фестивали в стране все-таки еще есть, и сказать, что они принципиально противоположны друг другу, нельзя. Однако то, что позволено пока, скажем, V‑Rox или «Нашествию», по какой-то коварной иронии судьбы уплыло из рук организаторов «Кубаны».

Илья Островский. Фото: пресс-служба фестиваля

С 2009 по 2014 год в Краснодарском крае было громко, шумно, не без скандалов. А что за рок-фестиваль без скандала? Все равно что Шнур без мата. Но Сергея Шнурова пока никуда не выгнали и вроде, тьфу-тьфу, не собираются — власть его любит и приказала, похоже, не трогать хулигана. А вот за то, что на «Кубане» Шнур когда-то разделся догола, продюсеру фестиваля Илье Островскому вынесли весь мозг. Те самые поборники духовных скреп, стерильной морали и бесполой нравственности, что, к ужасу нормальных людей, становится, кажется, не только официальной идеологией, но и обязательной нормой жизни, поведения, образа мыслей для общества и его граждан…

Скандалы скандалами, но за пять лет бурной истории ивент сумел заработать весомый профессиональный авторитет в музыкальном сообществе, причем и на международном уровне — два раза его номинировали на премию European Festival Awards, не считая галереи всевозможных призов, наград и почетных грамот в России, в том числе и в области событийного туризма. Более полумиллиона гостей из России и многих стран мира, впечатляющий лайнап из самых сливок международной сцены, включая The Prodigy, The Offspring, Die Antwoord, GusGus, Guano Apes, Эмира Кустурицу… И, конечно, весь российский рок- и даже поп-шик: от упомянутого уже Шнурова до… Валерия Леонтьева! Последний, к счастью, не раздевался…

Любая страна, не говоря уже про регион в стране, держалась бы за такое событие как за манну небесную, поднимая собственные котировки, авторитет, престиж и привлекательность. Вон как Будапешт держится за свой Sziget — за уши не оторвешь… И счастлив до щенячьего восторга. Но это ж везде в мире. А у нас — под зад коленом. И когда «геополитическая составляющая» начала подавлять все живое вокруг, «Кубану» в 2014 г. погнали мокрой тряпкой. И не то что в отдельно взятом Краснодарском крае, как наивно думал поначалу г‑н Островский, а вообще в стране. Свидетельством чему стала безуспешная попытка переехать с Черного моря на Балтийское и обосноваться где-то под Калининградом. Тогда еще у нас не было Поклонской, но абсолютно похожие психотипажи закатывали такие же невменяемые истерики и, увы, одержали победу.

Kubana осталась на Балтике, но чуть правее — фестиваль приютил русский мэр Риги Нил Ушаков, и до сих пор этот западный политик не может взять в толк, почему русские на своей исторической родине так не берегут свое же хорошее. Два года многие поклонники, движимые ностальгией, тратились на поездки хоть и в ближнее, но давно шенгенское зарубежье и совсем выбились, похоже, из сил. Илья Островский решил вернуть свое роковое нацдостояние на родину, подумал, что, соскучившись, встретят его здесь с распростертыми объятиями. Раскатал, так сказать, губу…

На Кубани, услышав снова про «Кубану», вместо радостной аллилуйи брезгливо насупились, недолго думали и изрекли нечто: мол, «фестиваль европейского типа» нам не только не нужен, но и крайне вреден…

Приплыли! Но г‑н Островский оптимизма не теряет, пишет письма, поднимает волну и уверен… Вот в чем он уверен, продюсер и расскажет нам сегодня в интервью «ЗД».

— Илья, расскажи, что тебе уже удалось сделать, пытаясь вернуть фестиваль в Россию?

— Проще говорить о том, какие действия я еще не предпринял. Я не планировал возвращение «Кубаны» в Россию или еще куда-то после того, как сообщил о том, что фестиваль больше не будет проходить в Риге. Но я был открыт к любым предложениям, периодически велись переговоры с различными регионами, даже другими странами, но, по сути, ничего интересного не происходило. Параллельно я общался с разного рода чиновниками, сотрудниками всех возможных администраций, но эти разговоры не носили какого-то предметного характера. В начале июня я полетел в Сочи на музыкальную конференцию просто в качестве спикера. На меня со всех сторон накинулись три местных горнолыжных курорта с предложением провести фестиваль на их территории. Я сказал, что полностью поддерживаю такую инициативу, но очень сомневаюсь, что администрация Краснодарского края поддержит ее. Однако люди ответили, что решат все административные вопросы. В итоге администрация все-таки отказала, и в этот момент я уже не выдержал. Для проведения фестиваля от нее ведь не требовалось практически ничего: это частная автономная территория со своей службой охраны, инфраструктурой, системой коммуникации. Меня возмутила такая позиция. И именно после этого я начал делать заявления и предпринимать какие-то действия, чтобы справедливость восторжествовала.

— А надежда на справедливость оставалась?

— Я просто принял для себя решение, что больше не буду молчать, потому что понял: стратегия молчаливой дипломатии не принесла результатов. Какие-то непонятные переговоры в кабинетах, бесконечное ожидание того, что кто-то где-то примет какие-то решения, просто надоели. Я очень часто получал вопросы и от журналистов, и от поклонников фестиваля, почему я не провожу его в Краснодарском крае — откуда, собственно, фестиваль начинался и куда логично было бы вернуться. Люди, не знающие всех подводных камней, искренне не понимали, почему нельзя просто взять в аренду территорию, поставить там сцену и провести мероприятие. Они думали, что причина в моем личном нежелании, а так как я молчал, никакой другой информации у них не было. Когда я написал открытое письмо, то получил некий публичный фидбэк от секретаря губернатора, в котором говорилось о том, что за два года отсутствия Kubana в России никаких обращений от меня не поступало. Давайте соблюдать дипломатию и политкорректность и будем считать, что действительно по каким-то неведомым мне причинам мои обращения до них действительно не доходили, хотя я не сидел сложа руки. В итоге я решил пойти официальным путем. На сайте администрации края есть онлайн-приемная губернатора, куда я, недолго думая, отправил немного сокращенное обращение с предложением провести фестиваль. Я до сих пор продолжаю ждать, потому что мне пришел ответ о том, что мое обращение отправлено в некое профильное министерство. Ровно такие же ответы чуть ли не слово в слово приходят и сотням поклонников фестиваля Kubana, которые по моему призыву тоже отправили в администрацию онлайн-письма с просьбой вернуть фестиваль на родину. Думаю, сейчас идет работа над некими расплывчатыми формулировками, которые будут аргументировать невозможность его проведения на данный момент. Дай бог, чтобы я ошибался…

Кроме рок-звезд на Kubana со специальными сетами выступили Лев Лещенко… Фото: пресс-служба фестиваля

…Валерий Леонтьев и другие эстрадные корифеи. Фото: пресс-служба фестиваля

— Многие артисты тебя поддержали, подписали это письмо…

— На самом деле писем было несколько. И направлялись они разным адресатам — всем высокопоставленным чиновникам края. Большинство артистов — непосредственные участники фестиваля, которые видели все своими глазами и знают его изнутри. В первую очередь, конечно, я просил поддержать эту инициативу музыкантов, скажем так, «понятных» для власти, наших спецгостей. Последнее письмо в поддержку было подписано Валерием Леонтьевым, Юрием Антоновым, Львом Лещенко, который всей душой искренне болеет за фестиваль. Хотя он выступал на Kubana уже в Риге, но всегда ратовал за возвращение мероприятия на родину, помогал мне с контактами своих коллег. За все это ему огромное спасибо. Плюс меня поддержала наиболее «понятная» молодежная компания музыкантов — Баста, Евгений Хавтан, Александр Ф. Скляр. Для усиления тяжелой артиллерии был проведен разговор с Иосифом Кобзоном, который тоже поддержал нашу инициативу. Я не хотел афишировать свою активность, раздувать какую-то публичную акцию. Если бы я поставил себе такую задачу, то уверен, что собрал бы подписи с еще десятков или сотен артистов, но здесь не было задачи взять массовостью. Была задача показать сильным мира сего, что «понятные», адекватные люди, заслуженные деятели культуры, которые не просто где-то слышали про фестиваль, а были его непосредственными участниками, указывают на значимость события.

— Может, еще надо было кого-то «подписать», задавить, так сказать, массовостью?

— Я просто не верю в то, что, если я каким-то образом принесу еще какое-то количество подписей от большего количества артистов, это изменит ситуацию. Для любого адекватного человека она и так очевидна. Я очень четко понимаю, что фестиваль — тема достаточно сиюминутная, и когда фестиваль не проходил два года в России, он в принципе должен был уже подзабыться. Но, к моему огромному удивлению, в соцсетях было сделано около тысячи репостов моего открытого письма. Многие из них сопровождались реальными историями людей, которые там были, с аргументацией, почему они делают репост, насколько значимым было для них это событие. Такой реакции совершенно точно достаточно, чтобы понять несправедливость происходящего, необходимость изменить ситуацию. От того, что этих репостов станет не тысяча, а десять тысяч, мне кажется, ничего кардинально не изменится. Нас, кстати, поддержал и мэр Риги Нил Ушаков. Он заявил, что тоже поддерживает фестиваль в борьбе за возвращение в Краснодарский край, написал о значимости события с экономической, информационной стороны, с точки зрения привлечения туристического потока. Вряд ли можно предположить, что чиновник, пусть и западный, такого уровня совершенно слеп и не понимает, о чем публично заявляет, с учетом того, что он был свидетелем происходящего.

— Почему все-таки не прижились в Риге?

— Изначально я не планировал заканчивать там эту историю. До последнего момента в 2016 году я надеялся, что количество посетителей позволит экономически оправдать проведение фестиваля. Но этого не произошло. Я почти уверен, что если бы мы продержались там еще пару лет, ситуация бы нормализовалась, мероприятие стало бы окупаемым, но увы.

— А в России когда ты почувствовал, что возникают проблемы? Ведь история с выдворением из страны «нашкодивших» с российским флагом американцев Bloodhound Gang в 2013 году была скорее уже поводом…

— Ситуация развивалась по нарастающей. Сначала я очень расстраивался по поводу нападок, которые периодически возникали, принимал их близко к сердцу, пытался найти им какие-то логические объяснения, отстаивать свою позицию, вступать в диалог с некими общественными деятелями — назовем их так. Тогда я не понимал, что никакой диалог в принципе невозможен и эти люди изначально настроены на то, чтобы потопить и дискредитировать фестиваль. Когда я это осознал, то просто перестал отвечать им. К сожалению, в какой-то момент тот информационный фон, который был создан при помощи этих людей, стал настолько серьезным, что игнорировать его стало просто невозможно. И более того, сейчас, за два года в Латвии, я уже отвык от агрессии, неадекватного поведения. И в Латвии была определенная критика в адрес фестиваля, но совершенно понятная, аргументированная и объективная. Например, жители близлежащих районов жаловались на громкий звук, так как фестиваль, по сути, проходил в центре города. Вопросов нет — мы продумали, каким образом можно повернуть сцену, срезать частоты, чтобы никому не мешать, и решили проблему. Потом были определенные претензии по поводу состава участников, потому что мы пришли в Латвию с определенным форматом, который Риге не очень подходил, там другие музыкальные тенденции, традиции, пристрастия. Мы тоже отнеслись к этому с пониманием и старались найти золотую середину. На второй год претензий уже практически не было. Но как только я предпринял попытку вернуться в Краснодарский край, почувствовал, что на меня буквально вылили ушат помоев. Опять приходится что-то аргументировать, оправдываться. Появляются очевидные заказные статьи. Мне остается только догадываться, кем инициировано их появление.

Фото: пресс-служба фестиваля

— На твой взгляд, это просто чья-то злая воля или дело все-таки в общей атмосфере в стране, которая сильно изменилась с 2013 года?

— Конечно, определенные негативные настроения есть. Более того, я могу допустить, что достаточно большому количеству жителей края Kubana не нравится, но их туда никто не затаскивает насильно. Это не мероприятие с бесплатным входом, куда можно попасть случайно. Мне тоже не нравятся многие мероприятия в Москве, но я понимаю их значимость для других людей, и это не повод для меня выступать против. Помимо общественных настроений я, увы, осознаю, что совершенно точно есть негатив со стороны администрации региона.

— А какую-то поддержку ощущаешь?

— Безусловно. За мной стоят совершенно реальные личности, не вымышленные персонажи. Это более ста тысяч человек, учитывая группы во всех соцсетях. Также, конечно, сочувствующие представители индустрии, прессы, музыканты. Это все конкретные люди, которые не скрывают своих лиц, мотивов, высказываются открыто, в отличие от так называемых критиков, у которых нет званий заслуженных артистов, многие из них признаются, что никогда не были на фестивале, но почему-то выступают против его проведения. Такое ощущение, что все их обвинения написаны одной рукой и где-то в одном месте. При этом нет никакой объективной аргументации, подтвержденной статистикой, чем-то документальным. А люди, которые меня поддерживают — зрители, артисты — пишут реальные истории о том, что они видели на фестивале своими глазами. Музыканты, которые не будут просто так перегибать палку, вдаваться в патетику, говорят о том, что Kubana был одним из лучших фестивалей в России наряду с другими. Понятно, что есть определенные издержки. Я родился не вчера и прекрасно осознаю, что когда на поле собираются сотни тысяч человек, то среди них есть и пьяные люди, возможно, и те, кто совершает правонарушения. Я в принципе не смогу как организатор отвечать за каждого человека в отдельности. Но у меня есть рижский опыт, где никаких правонарушений не было — это данные из официального источника. Из этого следует простой вывод, что дело не только и даже не столько в фестивале. В конце концов, есть структуры, которые должны отвечать за правопорядок, и если они не могут в должной мере его обеспечить, то, видимо, вопросы надо задавать им…

— Как ты думаешь, почему именно Kubana попала под раздачу?

— Думаю, роль сыграл целый комплекс факторов. То, что мы называем условным мракобесием в Москве и в Питере, гораздо более активно проявляется в регионах. Во-вторых, событие всегда было вызывающе ярким, вызывающе успешным, независимым, что тоже всегда очень раздражает определенных людей. К тому же формат, который у нас был, как таковой отсутствует на сегодняшний день в России. Один из православных деятелей обвинил нас в Интернете в том, что мы проводили событие европейского формата. В этой формулировке была четко обозначена проблема: сегодня региону, стране не нужны проевропейские фестивали.

— И на этом фоне есть надежда, что ситуация изменится?

— Дело в том, что Kubana пережила как минимум уже одну смену культурных «эпох». Когда фестиваль начинался, то, что происходило на нем, называлось интеграцией России в международную музыкальную культуру, привлечением западных туристов, так что вектор развития мероприятия воспринимался исключительно положительно. В какой-то момент все встало с ног на голову, и происходящее, учитывая, что у нас всегда было много западной музыки, стало чуть ли не оскорблением чувств неких «патриотически» настроенных граждан. И это несмотря на то, что у нас всегда был ярко представлен и сегмент отечественных артистов. Я в последнюю очередь думал о том, названия каких стран написаны на афише, мне важно было показать качественную, разную, интересную музыку — новую и любимую многими старую.

— И каков дальнейший план твоей битвы за выживание?

— Он очень прост. Я вступил в дистанционный онлайн-диалог в том числе с администрацией края, делаю какие-то посылы, ее представители — тоже. Часто мне приходится догадываться, что они хотели сказать. Я считаю, что действую более прямо, открыто озвучивая свои просьбы и желания. Сейчас я собираю информационный кейс. Это в том числе материалы с мнением о фестивале экспертов с нашей стороны, которые, на мой взгляд, являются намного более убедительными, чем те, кто выступает против. Будет еще ряд обращений в администрацию, и я надеюсь, реакция последует. Если эти действия не принесут результата, я буду обращаться на самый верх.

— Как мило! Прямо видится, как там сидят и ждут… твоего обращения…

— А если я зайду в тупик окончательно, мне останется только ждать того момента, когда черное снова станет черным, а белое белым, и фестиваль снова займет определенную нишу. То, что сейчас происходит, — это в какой-то степени социальный эксперимент: может ли обычный гражданин Российской Федерации, используя официальные методы, добиться справедливости…