В Большом театре показали оргазм под Генделя

Премьера оперы Георга Фридриха Генделя «Альцина» состоялась на Новой сцене Большого театра. Совместный проект Большого театра и Международного оперного фестиваля в Экс-ан-Провансе был сначала реализован в 2015 году во Франции, а теперь добрался и до Москвы. Опыт постановки барочной оперы британским режиссером Кэти Митчелл и итальянским дирижером, известным специалистом в области старинной музыки Андреа Марконом оказался весьма удачным: публика приняла спектакль восторженно.

Фото: пресс-служба театра

Это уже второй опыт постановки оперы Генделя в Большом театре при содействии европейских мастеров: первой была великолепная «Роделинда» с дирижером Кристофером Мулдсом и режиссером Ричардом Джонсом. Мудрое решение: осваивать сложный для России жанр барочной оперы при помощи тех, кто это умеет. А уж Андреа Маркон это умеет вне всякого сомнения: органист, клавесинист, музыковед, дирижер, маэстро Маркон 20 лет назад создал Венецианский барочный оркестр, с которым выступает по всему миру, открывая для любителей старинной музыки неизвестные шедевры прошлого. Российские музыканты, играющие под его управлением, показали в «Альцине» мастерское владение приемами и стилистикой барочной музыки. Безупречное звучание, идеальная интонация, изящество динамических контрастов, замечательные соло и ансамбли — особенно необыкновенно красивый дуэт блок-флейт — все это стало поводом для настоящего праздника слуха.

Певцы также в полной мере дали возможность насладиться прекрасной музыкой Генделя, порой кажущейся невероятно современной, иногда дающей возможность слегка расконцентрироваться, но в ключевые моменты поражающей силой образов и оригинальностью музыкального языка. Конечно, Гендель, особенно в своих выдающихся сочинениях, к которым относится «Альцина», настолько велик, что трудно переоценить сам факт появления в афише Большого театра этого названия. Вокальная техника Дэвида Хансена (Руджеро), Фабио Трумпи (Оронт), Катарины Брадич (Брадаманта) в сочетании с их внешними данными — все хороши собой, изящны, пластичны и артистичны — не побуждает к критике. Анну Аглатову в партии Морганы хочется отметить отдельно: российская певица была первой среди равных в этом гармоничном ансамбле. И юный Алексей Корневский в труднейшей, совсем не детской партии мальчика Оберто также был очень аккуратен, интонационно точен и техничен. Пожалуй, неоднозначное впечатление произвела Хизер Энгебретсон, исполнительница заглавной роли. Конечно, ни к вокальной технике, ни к тембру вопросов не возникло. Однако не покидало ощущение, что певица почти каждый опорный звук начинает с мгновенного несмыкания связок, после чего с некоторым едва слышным запозданием ее высокий, красивый, наполненный обертонами голос звучит чисто и полно. От этого восприятие ее многочисленных арий стало вызывать чувство усталости и напряжения.

Впрочем, история, с помощью которой постановщики изложили содержание оперы Генделя, написанной на либретто неизвестного автора, скучать не давала. Альцина и Моргана — две не очень добрые волшебницы, заманивающие в свои сети мужчин и жестоко расправляющиеся с ними путем превращения несчастных в растения, камни и животных, представлены двумя парами артисток: молодые, красивые, поющие Энгебретсон и Агалатова и старые, безмолвные Татьяна Владимирова и Таисия Михолап. Простой прием гениально решает задачу превращения: в центре сцены прекрасно декорированная комната-морок, зал-мираж, по бокам — настоящие помещения страшноватого замка с полуразвалившимися стенами и темным освещением. Боковые комнаты отделены от центра стеной и дверями. Старая актриса входит в дверной проем слева, а справа из него выходит молодая красавица. С противоположной стороны — симметричная схема. Это работает абсолютно волшебно, подтверждая аксиому: никакая дополненная реальность не заменит в театре «живых» постановочных приемов.

И еще в спектакле очень много эротики. Поначалу даже как-то неловко смотреть, сколь разнообразно Руджеро удовлетворяет принимающую всевозможные позы Альцину, как сексуально Оронт стегает стеком заключенную в наручники Моргану и как затейливые генделевские каденции совпадают с откровенно демонстрируемым артистами оргазмом. Но неловкость довольно быстро сменяется принятием: в XVIII веке при каком-нибудь королевском дворе не то еще себе позволяли. Да и музыка идеально соответствует волшебно-эротической трактовке сюжета. А уж когда певцами столь изящно исполнены сложнейшие распевания звуков, которые в барочной музыке именуются юбиляциями, истинному меломану никто не запретит испытать удовольствие, вполне соотносимое с сексуальным.