В Театре Маяковского поставили селебрити-драму
Донжуан — именно так, слитно, пишется на афише имя главного персонажа, развратника и соблазнителя, в премьерной постановке Театра им. Маяковского. У режиссера Анатолия Шульева Донжуан даже не герой, а собирательный образ, продукт поп-культуры. Нечто среднее между стендап-артистом и рок-звездой, глянцевым мальчиком из Инстаграма и андрогином с модных показов.
фото: mayakovsky.ru
Хотя, пожалуй, андрогинности в актере Эльдаре Трамове, приглашенном на главную роль из Вахтанговского театра, маловато — скорее, он отчетливо эксплуатирует образ Джека Воробья из «Пиратов Карибского моря». В какие-то моменты он и ведет себя в точности как Джонни Депп в фильме — кумир молодежи и маркер современной эпохи. Чем не реальная селебрити-драма, когда серьезного артиста запоминают по шутовской, комической роли и навеки приклеивают ему образ пирата? Режиссер Шульев не мог не учесть возможные параллели и не дать повод для размышлений своему зрителю.
И хотя сюжет спектакля продуман, каркас его непрочен, а действие местами провисает. Так, совершенно лишней выглядит экспозиционная сцена, когда актриса не то в крестьянском, не то в монашеском обличье на авансцене запинающимся голосом произносит монолог, смысл которого — «в человеке живет грех».
Наконец, является герой: вот он отхлебывает из горла остатки виски, вот небрежно завязывает халат. Разговаривает со слугой Сганарелем (Виталий Ленский) — иногда не сдерживается, внезапно набрасываясь на него с поцелуями. Но в этом странном порыве не стоит искать двусмысленной — скорее китч, желание провоцировать. Донжуан не столько растлитель и бабник, сколько страдающий максимализмом капризный мальчик, которого не останавливают ни традиции, ни отцовский гнев, ни женские слезы, ни двери монастырей.
Анастасия Мишина, играющая центральную женскую роль обманутой «жены» Эльвиры, решительно врывается на сцену с мотоциклетным шлемом в руках: не послушница-монашка, а бунтарка в перепачканном грязью, оборванном свадебном платье, пытающаяся урезонить неверного супруга. А тот устраивает из их объяснения очередное шоу-моноспектакль, в котором может вдоволь покрасоваться. Их общение невозможно, и месть обманутой женщины становится двигателем истории.
Совершенно другой образ воплощает актриса Валерия Куликова (запомнилась по спектаклю «В.О.Л.К» на Малой сцене Маяковки) — здесь она играет деревенскую простушку Шарлотту, соблазненную Донжуаном походя, между делом. Отведенная ей роль — стандартной поклонницы, которая слышала о звезде и готова пожертвовать всем ради ночи с ним. Вместе со своим женихом, дубинообразным мужланом Пьеро (Максим Разумец), они выведены как представители толпы, и на их фоне еще больше вскрывается мелочность главного героя. Его образ — пустышка.
А пустышка он и есть: Донжуан Шульева — типичный представитель своего поколения. Не столько образ мольеровского героя, сколько представление о герое сегодняшнего времени — вечно молодом и вечно пьяном невротике, самовлюбленном и эгоистичном, не имеющем принципов и работающем на публику. Яркие одежды (художник Мария Данилова) как бы подчеркивают звездность — отсюда и мания величия, и нервные срывы, и инфантильность.
Как признается сам режиссер, он хотел проследить не один временной отрезок, а продолжительный период формирования такого героя — потому Донжуан как бы вне времени: зрители видят не дель-артовскую рыночную площадь, а концертный зал, освещенный софитами, — именно в такой антураж художник-постановщик Мариус Яцовскис помещает действие спектакля. Создать атмосферу помогает и самый музыкальный ряд: от Дженис Джоплин и Fatboy Slim до Иоганна Себастьяна Баха. Над музыкальным сопровождением работала целая команда — композитор Полина Акулова и саунд-дизайнер Филипп Карецос, специалист по электронной музыке.
«Мы застаем Донжуана в переломный период его жизни: пройден пик популярности, дальше только падение, но праздник для него продолжается, и шоу тоже должно продолжаться до последнего удара сердца, до последнего вздоха, — рассказывает режиссер спектакля Анатолий Шульев. — Все пророчат ему наказание от высших сил, но осуществится ли оно когда-нибудь в нашем рациональном мире?»
Наказание осуществляется, правда, не совсем не так, как того можно было ожидать. Нет, герой не провалится с «каменным гостем» в тартарары — наказанием для Донжуана становится бесконечное шоу, жизнь и смерть как череда эстрадных выходов. Рожденный, чтобы блистать, он умрет под золотым дождем из конфетти, радостно исполняя очередной концертный номер. Но является ли смертью то, что мы видим в финале? Герой как бы застывает, запечатлевшись во времени, вернувшись к истокам — умиротворенно припав к груди Богини-матери, палеолитической Венеры, которую художник, оживляя, выводит на сцену.
И когда утихнет музыка и погаснут огни, в эпилоге останется только Сганарель, словно чеховский Фирс, блуждающий по покинутой сцене. Но и он не будет горевать по своему знаменитому хозяину — только стенать из-за потери жалованья и почему-то петь оду табаку как своей единственной страсти, которая если и погубит, то все равно не приведет к геенне огненной и разрушительному вечному страданию.