Директор музея Рублева Михаил Миндлин: «Лифт в алтаре — это дикость»

Можно по-разному относиться к деятельности нового директора музея им. Рублёва Михаила Миндлина. От тех, кто засвидетельствовал положение дел до и после первой волны реставрации, мнения звучат самые разные. 70-летие музея — повод поговорить с Миндлиным о спорных вопросах.


фото: Ксения Коробейникова

Постоянная экспозиция после ремонта.

— Михаил Борисович, ваше назначение прокомментировали как «лиса поставили сторожить кур» в музей, известный важнейшим собранием икон. И будто у вас у самого большая их коллекция. Это так?

— Я не коллекционер, а собиратель — это разные вещи. Помимо икон у меня есть самые разные предметы декоративно-прикладного искусства, графика, скульптура… Как у любого человека. В начале 1990-х я был успешным художником, мои работы дорого продавались, у меня было много денег. Вместо того чтобы покупать квартиры и машины, я собирал различные предметы антиквариата, в том числе и иконы.

— Не думаю, что у любого человека в собрании иконы музейного уровня, если верить оценкам специалистов.

— Я разбираюсь в иконах, так как по образованию реставратор, специализирующийся на иконах. Не скрываю свое собрание: больше 10 лет предоставляю безвозмездно свои вещи на выставки ГМИИ им. Пушкина, Русскому музею, Музею им. Андрея Рублёва… А меня, сравнивая с лисом в курятнике, заочно объявляют вором. Я никогда не давал оснований для подобных обвинений. Наоборот, став директором музея, подарил ему из своего собрания несколько вещей. Теперь они в коллекции нашего музея.

— Многие возмущались: дескать, как могли «задержанного по делу реставраторов» поставить на такой музей? Прокомментируйте, пожалуйста, ситуацию вокруг башни «Кронпринц».

— Слово «задержали» неуместно. Я был вызван в ФСБ для дачи показаний. Что касается башни «Кронпринц», переданной возглавляемому мной Государственному центру современного искусства (ГЦСИ) для размещения его Балтийского филиала в Калининграде, то с полной ответственностью заявляю, что никаких, как мне вменяют, ресторанов и гей-клубов в башне не было. Их и сейчас не может быть, так как до сих пор в башне нет света, воды и отопления. Она предназначалась для размещения артиллерийских орудий. При мне началась ее реставрация, которая тогда велась грамотно и своевременно и продолжается, насколько мне известно, сейчас. Крепость Фридриха Великого, частью которой является «Кронпринц», — это внушительное по масштабу архитектурное сооружение. Если в других помещениях крепости и есть какие-то увеселительные учреждения, то к ГЦСИ и ко мне это никакого отношения не имеет.

— Тем не менее, по данным наших источников, вы осуждены. Это правда?

— Да. Рядом с крепостью есть здание, часть которого принадлежит на праве аренды ГЦСИ. Мы установили в нем новое котельное оборудование для отопления помещений, так как «Кронпринц» и другое помещение (мансарда) ГЦСИ в крепости никогда раньше не отапливались, а в них надо было разместить музейно-выставочный комплекс. Земля между котельной и другими помещениями не была закреплена за ГЦСИ, поэтому на прокладку теплотрассы и других необходимых коммуникаций деньги из бюджета получить было невозможно. Оформить закрепление земли за ГЦСИ могло только Росимущество по Калиниграду, но у них тогда не было на это денег. Единственным выходом было договориться с подрядной организацией, чтобы во время реставрации они переложили коммуникации и подвели отопление, водоснабжение и канализацию к помещениям ГЦСИ. Реставрация в помещении мансарды к тому времени заканчивалась, и, если бы отопление не дали, отреставрированные помещения пришли бы в негодность. В итоге мне пришлось взять на себя ответственность и дать поручение своим сотрудникам подписать подрядчику выполнение им скрытых работ, которые в действительности не производились. Подрядчик обещал за деньги, которые выделялись на скрытые работы, выполнить прокладку и перекладку всех необходимых коммуникаций. Эти деньги я себе не присваивал, но своими действиями способствовал тому, что руководитель подрядной организации и другие лица похитили значительные бюджетные средства. Таким образом, я нарушил закон и был за это осужден.

— Разве вы имеете право, как осужденный, оставаться директором музея?

— Согласно указу президента от 31.12.2005 №1574 «О реестре должностей Федеральной государственной гражданской службы» должность директора музея не является должностью государственной гражданской службы и я не являюсь госслужащим. То есть на меня не распространяется действие Федерального закона от 27.07.2004 №79-ФЗ «О государственной гражданской службе Российской Федерации». А если брать во внимание пункт 4 части первой статьи 83 Трудового кодекса, то трудовой договор со мной могут прекратить, только если меня осудят и привлекут к наказанию, которое не позволит продолжать работу. Мосгорсуд, вынося приговор 19.12.2017, не счел нужным лишать меня занимаемой должности.


Михаил Миндлин. Из личного архива.

— Почему после неприятностей с госсредствами и проблемами с реставрацией вы согласились возглавить музей, который давно нуждался в обновлении?

— Я специалист в области древнерусского искусства, из которого пришел в современное искусство, а сейчас вернулся к истокам. Реставрация и ремонт зданий меня не пугают. Мы оперативно разработали концепцию развития музея, провели общественные слушания, со всеми всё согласовали и приступили… Во вновь отремонтированных помещениях постоянной экспозиции, которая размещается в соборе Архангела Михаила, появилось современное оборудование для поддержания температурно-влажностного режима, профессиональный выставочный свет, современные стенды и витрины, цветовое решение для обозначения периодов произведений искусства…

— Где теперь огромные иконы, которые встречали зрителей первого этажа?

— Они экспонировались вплотную друг к другу, что при низких сводах и такой плотности развески создавало ощущение «малометражной советской квартиры». Все крупные вещи перемещены в верхние залы с высокими сводами, где они сомасштабны пространству и где в полной мере можно оценить их достоинства. Меня упрекают в исчезновении икон из постоянной экспозиции. На чем основано это обвинение? Приходите, посмотрите, поговорите с хранителями и экскурсоводами, тогда узнаете, что количество экспонатов после реставрации, наоборот, увеличилось. Взять, к примеру, иконостас Спасо-Преображенского собора Спасо-Евфимиева монастыря в Суздале. В старой экспозиции было представлено 36 икон из этого иконостаса, а сегодня нам удалось реорганизовать это экспозиционное пространство, представив в нем 52 иконы. Или уникальный фресковый иконостас Благовещенской церкви Юрьевца-Польского, конструкции которого были в плачевном состоянии, теперь отреставрирован, дополнен находящимися до этого в запаснике фресками и представлен в полном объеме. Когда говорят, что демонтированы все иконостасы — это очередная ложь.

— Я не увидела паникадил сейчас, впрочем, как и до реставрации; из-за их отсутствия и возбудилась общественность. А они вообще были?

— Для тех, кто возмущается из-за якобы пропавших паникадил, скажу: это были не паникадила, а современные, стилизованные под конец XIX века люстры, которые в этих подлинных исторических интерьерах выглядели как на корове седло. Разве такие вещи можно было оставить в архитектуре XVI–XVII веков? Большинство относительно нейтральных люстр 1960-х мы сохранили, а «нуворишеской клюкве», по мнению научного коллектива музея, извините, здесь не место. Все аутентичное, вплоть до каждого кирпичика, мы сберегаем.


фото: Ксения Коробейникова
Постоянная экспозиция после ремонта.

— Некоторые прихожане обеспокоены тем, что вы якобы собираетесь «сделать в соборе туалеты, гардероб, кафе, а в алтарной части пустить лифт».

Постоянным посетителям известно, что туалеты и гардероб в соборе существуют не один десяток лет. Я добиваюсь при проведении предстоящей реставрации собора возможности перенесения туалетов и гардероба с основных этажей в подвалы. А лифт в алтаре — это совсем уже дикость. Установка лифтов в помещениях музея — постановление правительства, предписывающее обеспечить доступность произведений искусства маломобильным группам населения. Но при этом установка или демонтаж лифтов входит в компетенцию исключительно специализированных проектных организаций, разрабатывающих проекты реставрации, ремонта и приспособления памятников истории, культуры и архитектуры. Директор музея, который не является специализированной проектной организацией, не может принимать такие решения. К юбилею музея закончена реставрация здания бывшего духовного училища монастыря и здания бывшей трапезной, к которому возвращается первоначальная функция — там разместится музейное кафе. Пожалуйста, приходите в наш музей, где вы увидите одну из лучших в России и в мире коллекций русского религиозного искусства, и доверяйте только своим глазам.

Читайте материал: Как «дело реставраторов» аукнулось Музею имени Андрея Рублева