Дочь Сергея Бодрова решила стать актрисой и учится в ГИТИСе
С кинорежиссером Сергеем Бодровым мы встретились в Берлине, где он остановился на несколько дней, чтобы потом лететь в Москву. Сергей Владимирович давно живет в Лос-Анджелесе. А в Россию его пригласили на фестиваль «Эпоха перемен», посвященный 90-м, чтобы представить отреставрированную копию фильма «Кавказский пленник».
фото: Светлана Хохрякова
Сергей Бодров-старший. Берлин. 2018 год.
— Сколько же вы не были в Москве? Мы с вами там встречались четыре года назад.
— Да я теперь бываю там раза два в год. В июле приезжал. Вот и теперь повидаюсь с близкими, представлю фильм «Кавказский пленник».
— Что это за копия?
— Цифровая, качественная. Я сам ею занимался.
— В России?
— Нет. В России это сделать было невозможно. Слава богу, что в Госфильмофонде сменилось руководство. Прежнее ничего не хотело давать, требовали сумасшедшие деньги. Поэтому я все сделал в Америке.
— «Кавказский пленник» снят в середине 90-х. Как вы теперь оцениваете то время?
— Эпоха была удивительная, особенно начало 90-х. Тогда невозможно было работать, цены скакали, в магазинах ничего не было. На улицах стреляли, убивали. В середине 90-х многие покупали огромных собак, чтобы чувствовать себя защищенными. Люди всего боялись. Но благодаря Горбачеву открылись границы и можно было куда-то поехать. Свобода передвижения дорогого стоила.
— Легко ли тогда было снять «Кавказского пленника»? Были идеологические или материальные преграды?
— Цензуры не было. Делали то, что хотели. Это в 80-е еще боялись. А в 90-х стали выходить картины, которые раньше не показывали. Но это был тяжелый для страны период неопределенности.
— Помню показ «Кавказского пленника» на фестивале в Сочи больше 20 лет назад. Как мощно он прозвучал.
— Да, это удивительно было. Фильмов тогда было мало. Привозили чудовищные зарубежные картины. А «Кавказского пленника» вдруг показали в Госдуме. Картину потребовал Ельцин. Ее отвезли ему на дачу.
Кадр из фильма «Кавказский пленник».
— Но вы не присутствовали при этом?
— Нет. Ко мне приехали люди, запросили картину без всяких «пожалуйста». Как ее воспринял Ельцин — не знаю. Мне ничего не передавали. Знаю только, что он досмотрел фильм до конца. И, как ни странно, через две недели было подписано соглашение о перемирии в Чечне.
— Вполне возможно, что кино сделало свое дело. Насколько оно тогда было смелым?
— Я об этом не думал. Написал то, что мне нравилось, причем война тогда еще не началась. А когда началась, было даже странно и смешно. Идет настоящая война, а я буду про нее снимать. Но с другой стороны, это же давняя история. Этой войне уже сто с лишним лет. А на Кавказе все воюют и воюют. Лев Толстой написал маленький рассказ для детей, и я им прикрылся.
— Люди, знавшие о войне не понаслышке, не говорили вам, что все это туфта?
— Такого не было. Все понимали, что это кино. Но в нем есть правда. Перед тем как начать работу, я пошел по госпиталям в Москве, разговаривал с молодыми ребятами без ног. Им даже не говорили, куда посылают, как это у нас всегда бывает. И они оказались неподготовленными. Только что участвовали в параде на Красной площади, а наутро попали в Чечню. Это была бессмысленная операция. Министр обороны тогда пообещал Ельцину за 24 часа взять Грозный. А там на крышах сидели люди с оружием, когда танки вошли в город. Бросали гранаты вниз. Кровавая была бойня.
— Вы пересматривали «Кавказского пленника» за эти годы?
— Мне тяжело пересматривать. Но картина не только в России прозвучала, но и в мире. Вышли замечательные рецензии. У меня никогда в жизни таких не было. Критики всего мира писали о «Кавказском пленнике». Фильм номинировался на премию «Оскар». Алексей Балабанов увидел в картине моего сына Серегу.
— Помню, как они познакомились на «Кинотавре».
— Там все и началось. Удивительно, что картина не устаревает. История в ней хорошая, и актеры замечательные. Она понятна людям повсюду. Как-то в Америке меня спросили, где все происходит. Я достал карту, показал Каспийское море, Дагестан. И все написали — Пакистан. У них не было в компьютерах Дагестана. Но это и неважно. События могли происходить где угодно — в Афганистане, на Балканах, в Пакистане.
— Выросло новое поколение, которое «Кавказского пленника» и не видело.
— Недавно я давал интервью Юрию Дудю, которое увидело пять миллионов человек. Так вот он посмотрел все картины, где Серега снимался, и понял, что самая важная из них — «Кавказский пленник». Не «Брат», не «Брат-2». И он меня этим удивил. Надо сказать, что я не хотел к нему идти. Но Дудь оказался настойчивым. Он хотел прилететь ко мне в Америку, но не смог получить визу. Когда я был в Китае, Юрий приехал туда и оказался интересным человеком, понимающим, о чем можно разговаривать. Он хотел поговорить про Серегу накануне его юбилея.
фото: Борис Кремер
Бодровы. Отец и сын. 1996 год.
* * *
— Представить вашего сына Сергея Бодрова 40–45-летним человеком еще можно, а 50-летним уже сложно.
— Мне тоже сложно. У меня уже внуки большие и замечательные.
— Видитесь с ними?
— Конечно. Вот и сейчас лечу повидаться. Они ко мне приезжают. Их мама — молодец. Несмотря ни на что, правильно воспитала.
— Дочка Сергея Ольга станет актрисой?
— Она пока учится. Когда ей было 15, а ее брату Саше — 12 лет, они начали снимать клипы. Причем мой внук смешно изображал каких-то людей, а потом выкладывал видео. Но он от этого отошел. А Ольга скрывала, куда хочет поступать, говорила, что на журналистику. Я спрашивал: «Зачем тебе журналистика? О чем сейчас можно писать?» А потом она призналась, что хочет стать актрисой. Поступала всюду, в три вуза ее взяли. А она выбрала ГИТИС. Ольга — очень серьезный и ответственный человек и школу окончила с золотой медалью. Я вижу, что у нее есть актерские данные. Но профессия уж очень тяжелая. Я и Сереге в свое время говорил: «Будешь актером только через мой труп. Пойми, что это зависимая профессия. Не ты выбираешь, а тебя выбирают». Мужчине сложно слышать слова, что вы нам не подходите. Надо быть гением в этой профессии.
— В каком возрасте возник такой разговор?
— Еще в школьном. У Сереги все не так просто было. В 12 лет или даже раньше он пошел в театральную студию, участвовал в спектаклях. Мне он ничего не показывал. А потом начал писать, заговорил про ВГИК, хотел пойти на сценарный факультет. Но я ему сказал: «Не надо туда. Я сам научу тебя писать за неделю. Просто надо знать жизнь. А пока этого нет, получи хорошее образование». И Серега пошел на исторический факультет МГУ.
— Если так легко вы его переубедили, значит, не было сильного желания стать актером.
— Возможно, я сломал ему мечту.
— Но вы же потом ее и помогли осуществить.
— Жалею об этом. Ведь все могло быть иначе.
— Надя Васильева — жена Балабанова — рассказывала мне, как Алексей попросил найти свитер Сергея из «Брата». Он его надел и так снимался у колокольни в своем фильме «Я тоже хочу». Знаете, что в последние годы Алексей винил себя в гибели Сергея, поскольку подсказал ему место съемок, где вся группа «Связного» и погибла.
— Мне Сергей Сельянов говорил, что это ему кто-то рассказал о Кармадонском ущелье, куда Серега и поехал. Они торопились снимать. У меня не было никаких предчувствий, но я говорил: «Чего вы так торопитесь? Одна-две сцены там. Снимите их потом». У Сереги ведь тогда только ребенок родился. Месяц ему был.
— Я ездила в Кармадонское ущелье после трагедии. Места там изумительные, что и говорить, но тревожные. Вокруг ни души.
— Я тоже приехал туда, посмотрел и понял, почему он именно там решил снимать. Горы, ущелье, к сожалению, страшное. Там уже случалось подобное. Плохая слава у этих мест.
— Киноматериала никакого не осталось?
— Нет, конечно. Был первый съемочный день.
* * *
— Вы по-прежнему много путешествуете? И это связано с работой?
— Да, с работой. Хочу в Китае сделать продолжение «Монгола». И китайцы готовы, но у них все долго решается, цензура серьезная. Я еще и пишу. Сделал два сценария. Один — адаптация романа Алексея Иванова. Хотел даже сам его снимать, но что-то не сложилось с продюсерами. Они — телевизионные ребята, а я хотел сделать большое кино. Недавно закончил сценарий о Калашникове.
— Байопик?
— Не совсем. У этого человека трагическая судьба. Семья его родителей, а в ней было десять детей, жила на Алтае, была сослана в Томскую область. Отец умер. Калашникову было 14 лет, когда он убежал. Подделал документы, оказался на железнодорожной станции, в депо, устроился там. Он почти всю жизнь молчал о том, кто он такой, изменил дату рождения. В армии получил тяжелое ранение. Жена рано умерла. Любимая дочь погибла в автомобильной катастрофе.
— Как он жил с грузом того, что сотворил страшное оружие?
— В начале войны у наших солдат была одна винтовка на троих. Калашников считал, что мы защищаем родину. Характер у него был непростой, но ему повезло. Ведь многие талантливые оружейники умерли.
— Вы были знакомы с Калашниковым?
— В 1997 году мы вместе получали Государственную премию. Я — за «Кавказского пленника». А него были уже Сталинская и Ленинская премии. А теперь и Государственную дали. Калашников живчик был. Мы встретились в Кремле. Накануне нам позвонили и предупредили: «Берите пластиковые пакеты. Премия будет выдаваться в мелких купюрах». Все пришли с пластиковыми пакетами. За «Кавказского пленника» получали премию человек пять, на всех это было, наверное, пятьдесят тысяч долларов, а может, и меньше. А у Калашникова была персональная.
— Неужели прямо в Кремле деньги выдавали?
— Да, в Кремле. Как в колхозе. Поскольку купюры были мелкие, требовалось время, чтобы их отсчитать. А потом мы со своими пакетами пошли на банкет.
— В новой картине «Профайл» фамилию «Калашников» боевики нараспев произносят.
— Я еще не видел фильма. Тимур Бекмамбетов предлагал мне в свое время снять фильм про космос. Но рухнул рубль, бюджет вдвое сократился. И мне было неинтересно снимать такую картину в коробке на двоих. Мы хотели показать детство космонавта Леонова, у которого тоже была непростая судьба. В семье — восемь детей. Отца арестовали. Жили в одной комнате в бараке. В школу приходилось босиком бегать. Ботинок не было. В общем, русская история. Потом ее два режиссера снимали. Один начал, а другой все заново переснял. Но я не видел картину.
— В общем, несостоявшихся проектов у вас хватает. А что в ближайшей перспективе?
— Много всяких проектов — больших и маленьких. Давно есть замысел по потрясающей книге Владимира Жаботинского «Самсон Назарей». Сам он из еврейской семьи, родился в Одессе, учился в Италии, Швейцарии, Германии. Хотел быть политиком, считал, что евреям для того, чтобы выжить в России, надо ассимилироваться. Когда начались погромы, признал свои ошибки и одним из первых заговорил о создании отдельного государства. Он знал 12 языков, а на русском написал «Самсона». Перед войной пытался вывезти 6 млн евреев в Палестину. Умер в 1940 году в Америке. И оказался не просто знаменитым еврейским политиком, но замечательным писателем. Я этой историей загорелся, нашел его родню и внуков в Израиле.
— Вы — книжный червь?
— Конечно. Люблю читать. Как-то шел на встречу, зашел в книжный на Сретенке, увидел маленькую книжечку «Самсон», открыл и минут сорок читал, забыв о встрече. Думал, кто это написал? Что за человек? Еще одну хорошую и простую историю мне рассказал Тимур Бекмамбетов. Я хочу сделать маленькую, дешевую, но значимую для меня картину в России. Думаю, что ее можно быстро снять. Сценарий уже написан. Я понимаю, сколько мне осталось. Два-четыре фильма. Надо снять две маленькие картины и две большие, и на этом можно заканчивать. Я еще хочу что-то на телевидении сделать. Там сейчас очень интересно. Телевидение в Америке, Англии, Израиле очень качественное. Там снимают хорошие сериалы. Уровень российских с ними не идет в сравнение.
— Вы так и живете в Лос-Анджелесе?
— Да. Я всегда хотел жить у океана, так оно и сложилось. Лос-Анджелес — город с одноэтажными старыми и маленькими домами, и в этом его прелесть. Я уже давно живу в Америке. Страна большая и богатая. Но шахты закрываются. Уголь добывать дорого. Малообразованные белые люди все чаще теряют работу и начинают злиться на эмигрантов. Когда Обама стал президентом, стало понятно, что расизм не изжит. Есть такие штаты, которые мои приятели-американцы объезжают. Но у нас в России стало совсем трудно жить.
— Америку в последнее время сотрясают скандалы, связанные с нашим братом-кинематографистом, и не только.
— С этим уже перебор. Порнозвезды вспоминают старые связи и предъявляют претензии: «Он схватил за одно место, поцеловал, а я не хотела». Они получают огромные деньги за молчание. История с Харви Вайнштейном, конечно, сильная. Но он вообще-то вел себя по-свински, хотя умный и толковый человек, разбирающийся в кино. Я с ним несколько раз встречался. Вокруг бегали люди, а он сидел в халате и пил кофе.
— Что в нем свинского? К людям относился неуважительно?
— Он — грубиян. Много начудил.
— Его брат не пострадал?
— На второго Вайнштейна тоже одна дама пыталась заявить. Но это уже смешно. Он развелся с женой, пригласил ее в ресторан. Она пошла. Потом он якобы предложил еще куда-то пойти, но она отказалась. На этом они расстались. А теперь дама утверждает, что он к ней приставал. Про Кевина Спейси все знали, но молчали. Еще есть владелец знаменитого казино и друг Трампа, который заплатил 7 миллионов за молчание массажистке, подавшей на него иск. Поднялась волна, и ему пришлось покинуть работу. Моя американская гильдия режиссеров пишет: сразу же сообщайте, если с вами что-то случилось, мы готовы бороться. В России, надеюсь, все спокойно? Никто ни на кого не заявляет?