Лайма Вайкуле: «Мне надо пойти на курсы дурочек»

Четыре дня «Рандеву» с Лаймой Вайкуле в Юрмале открыли лично для меня такие качества латвийской примадонны, на которые прежде я, видимо, не обращал внимания. Не повторяя журналистских клише про нордическую сдержанность и холодность, за которыми, однако, таится огнедышащая лава страстей, Лайму я всегда считал дамой расслабленной и с явными гедонистическими наклонностями.

Оказалось, однако, что гедонизм вовсе не помеха для начинаний, требующих мобилизации олимпийской воли и лошадиной выносливости…

«Лучшая подруга» Алла Пугачева и «лучший друг» Максим Галкин украсили фестиваль Лаймы Вайкуле своим присутствием.

«Ты с ума сошел!», — сводящим с ума баском хохотнула Лайма, не разобравшись, видимо, с определением «гедонистическая». Не знаю уж, что подумала поначалу. Когда разобралась, то согласилась:

— Это точно. Ведь сделать все, как ты хочешь, — чем не удовольствие? И тратить на это силы — тоже одно удовольствие. Я же достаточно упрямый человек, я Овен. Если меня заставлять делать не то, что я хочу, то я не буду, или, если буду, то без кайфа, и ничего не получится. Сейчас я делаю то, что хочу, оно может быть более удачным или менее, но я этого хочу…

Наполнив уточненным содержанием древнеримское понятие гедонизма, которое утверждает наслаждение и удовольствие высшим благом и целью жизни, мы обнаружили, что не только Лайма, но и все, кто ее окружал эти дни, страдали тем же «пороком».

А что касается трудностей перевода… Лайма ведь изначально не то что не была носительницей русского языка, а вообще его не знала. И погружалась в великий и могучий по мере наступления на еще советскую эстраду — постепенно. Это сейчас она, конечно, уже ориентируется в каверзных нюансах и многозначительных смыслах русской речи как рыба в воде, а в то время, когда, скажем, Алла Пугачева отказалась петь восхитительную, как и все из-под пера Раймонда Паулса, «Еще не вечер» и песня ушла к Лайме, латышка не могла взять в толк каприза Примадонны.

«Еще не вечер, продлится день счастливый для нас с тобой, любимый…», — поэт Илья Резник надеялся таким образом спасти трещавший тогда брак Аллы с ее третьим мужем Евгением Болдиным. Алла пыхтела: «Какой «еще не вечер»?! Уже ночь на дворе! Чего глупости строчить!» А для Лаймы это была всего лишь красивая песня. Такой остается до сих пор, а по опросу гостей фестиваля оказалось, что еще и самой известной и любимой в ее репертуаре.

Не знаю уж, вспоминают ли они с Пугачевой сейчас этот курьез — Алла с Максом светились актуальным счастьем (о чем был репортаж в «МК») у Лаймы на концерте, как и все ее гости. Градус творческого гедонизма зашкалил, когда на сцену поп-фестиваля прямо-таки косяком балтийской кильки потянулись оперные дивы мирового масштаба. И Хибла Герзмава тебе, и Кристина Ополайс, и обе — в роскошной арии O Mio Babbino Caro из «Дажнни Скики», оперы Пуччини. В чем был замысел исполнения одного и того же произведения обеими дивами, осталось, правда, недосказанной тайной, но выглядело изящно, поскольку каждая из певиц несла собственную неподражаемую харизму и трактовку, но главное то, как в это «высокое искусство» вписалась сама Лайма. Феерично вписалась!

В сопровождении феноменального латвийского инструментального ансамбля DaGamba она разбавляла Пуччини и Герзмаву лирической песней на латышском Mate Mani Auklejusi, а с госпожой Ополайс, которая сейчас входит в лист самых востребованных сопрано в мире, исполнила на два голоса тоже на латышском романтический шлягер Balta Saule («Цветные сны»). Все это стало уже не просто высококлассной развлекухой, а некоей чудной частицей искусства, рождавшейся прямо на глазах изумленной и восторженной публики.

***

— В этом и самый смысл, — размышляла Лайма в разговоре с «ЗД», — Хибла Герзмава была уже моей гостьей. Сейчас еще Кристина Ополайс. Я в это, честно говоря, до конца не могу поверить и как-то разумно осмыслить. Главное, что я не умоляла никого, они сами согласились, пришли с удовольствием.

— Как в «Бриллиантовой руке», да?

— Ха-ха-ха! «Не виноватая я, он сам пришел…». Ну, да, как-то так. Мы с Хиблой дуэтом спели — я на латышском языке про маму, а она пела про отца. Это идея группы DaGamba, они нашли эту арию, мою песню. Там совпадают тональности и настроение. Я точно знаю, что нам откуда-то сверху дают такие идеи. Потому что музыка — это божественно. Слова уже мы можем дать свои, человеческие — можем очернить, а можем и возвысить. Но важно другое — мы будто всю жизнь знакомы. С Хиблой уже были, а теперь еще и с Кристиной (Ополайс). Ощущение, что это мой человек, будто я знаю ее давным-давно. И мы поем на сцене как подружки, а не вымученно, как режиссер, дескать, сказал. Обнимашки наши не показушные, это действительные чувства.

Она меня просто ошарашила, когда сказала в день нашего знакомства: «Лайма, ты вообще мой кумир!» Мы тогда познакомились, пообщались, сходили кофе попили… Но чтобы так вместе на сцену, это все-таки надо любить артиста, а не просто быть с ним хорошо знакомым. И если бы этой любви не было, то не сложилось бы ничего. И я, конечно, со своей стороны, люблю всех, кто со мной на одной сцене.

— Латышская эстрада часто дарит ярких необычных исполнителей. Хотя и солнце, вроде, северное, а не южное, как в Италии или даже в Украине… В чем секрет латышской музыкальности?

— Мне кажется, самое главное — не переборщить. Тот же Интарс Бусулис. Вот, кажется, столько лет он идет по краю, и иногда думаешь, что еще один шаг, и будет уже слишком. Но не будет слишком. Потому что он латыш. Есть какой-то сдерживающий фактор, который заложен в воспитании, в мировоззрении, в мироощущении. Но это все не специально, это так и есть, заложено, наверное, на каком-то изначальном уровне.

Со Стасом Михайловым решили, что «Время прощаться».

— И музыка неподражаемого Раймонда Паулса. Золотое сечение: ничего лишнего и все роскошно…

— Ну, мы просто на музыке Раймонда живем. Уже сколько лет! Хотя очень много разных композиторов, интересных, и у меня в программе сейчас много таких работ, ты сам слышал, очень любопытные люди и произведения. Но без Раймонда мы все равно не можем.

— Ты как-то рассказывала, что, проснувшись однажды утром, подумала вдруг в ужасе, что не будешь никому нужна.

— Это было мое самое страшное утро. Вообще-то я просыпаюсь с хорошим настроением. И в принципе у меня всегда хорошее настроение, пока его кто-нибудь не испортит.

— Трудно представить, с чего тебя торкнуло, учитывая, как вокруг тебя тут все ходуном ходит…

— На самом деле я недооценивала многих людей, артистов, коллег. Они такие классные, такие отзывчивые. Они мои друзья. Я даже не знала этого, что они ТАКИЕ друзья, пока вот не собралась по воле судеб и случая делать это мероприятие.

— В то же время ты часто повторяешь, что в шоу-бизнесе дружба невозможна…

— Да, я всегда говорю, что для дружбы нужно время, а сам ритм жизни в нашей профессии этого времени для дружбы не дает. Мы все время пробегали мимо друг друга: привет — пока. А здесь все рядом, идет плотное общение, я только сейчас увидела, прочувствовала их отзывчивость и, конечно, тех, кто рядом, ставлю в ранг друзей.

Мы с Вовкой Пресняковым в обнимку минут пять стояли и вспоминали, как что было, как я его когда-то там ругала, чего-то говорила. Он все это помнит! У него же первое место работы было у меня! Мы работали в Хаммеровском центре, давали концерты, стадионы собирали… Просто я никогда никуда не лезу, воспитание, наверное, такое, а они воспринимают меня, как снежную королеву. Понимаешь? Думают, наверное: ну, значит, она не хочет общения и так далее. Но на самом деле я всегда и ко всем, особенно к коллегам, тепло отношусь, просто не могу это сказать.

— Отзывчивость, о которой ты сказала, и результат авторитета, который ты все-таки наработала за годы, не так ли?

— Думаю, что да. Мы же зарабатываем репутацию в течение жизни… С той же Аллой (Пугачевой). Мы все время сближаемся, с каждым годом. Да, мы сейчас еще и живем почти по соседству в Юрмале. Но если мы не встречаемся, то потому, что я или, бывает, она страшно заняты, а так я бы ей звонила с утра до вечера. Я волнуюсь за то, как она себя чувствует, как настроение. Но я не могу быть навязчивой.

Лайма подсела на оперу. Дуэт с Хиблой Герзмава.

— Несмотря на расхожую аналогию с другим фестивалем, лично для меня твое «Рандеву» больше ассоциируется именно с Аллиными «Рождественскими встречами» — по формату, по духу, настроению. Она Примадонна вселенская. Ты примадонна латвийская. Обе собирают друзей к себе на огонек…

— У нее – рождественские, а у меня, значит, летние встречи. Ха-ха. Да, все правильно. И вокруг нас нет случайных людей, заметь.

— Было большой радостью ходить на репетиции, видеть не результат, а то, как рождается волшебная магия живого творчества…

— Я тоже это обожаю. Если бы у меня была такая возможность, то я бы только и репетировала весь год, а не выступала, ха-ха-ха…

— Однако если на сцене ты вся такая европейская, мягкая, пушистая и в тебя хочется зарыться, как в подушку, то на репетициях было нечто другое — местами просыпалась вдруг форменная фурия. Бедного Яниса Стибелиса прямо искусала — то не так, это не то…

— Ой, не знаю… Это рабочие моменты. Они, конечно, отличаются от сценического образа, особенно если что-то не получается, то, конечно, возникает эмоция. Это, наверное, естественное состояния. Но — фурия… Хотя, вот Алла Сигалова тут как-то позвонила, а я ей говорю: «Ой, сучка, ты давно не звонила!» Она говорит: «Как ты меня мягко назвала». А я ей говорю: «Нет, не мягко, а очень мягко». Знаешь, моя жесткость, если она при каких-то обстоятельствах и проявляется, то идет все-таки не от злобы, а от доброты и радости. Это главное.

— И от бескомпромиссности в том, что касается работы?

— Это точно. К сожалению, это иногда может быть излишне жестко. Мы же все воспринимаем и меряем под себя. Если мне кажется, что я бы сделала так, то, значит, и он так должен. Но все люди разные. Я все-таки стараюсь понимать людей, которые выходят на сцену, я же знаю «ху из ху», так сказать. Эти встречи, кстати, и в этом смысле стали определенным опытом и уроком для меня тоже. Как говорится, сама обиделась, а потом сама и поняла: чего это я пыхчу?

— У тебя есть золотой фонд собственных хитов, а за последние два года ты перепела дуэтами и в каверах массу чужих песен. Что дал тебе этот опыт?

— Это очень интересно и это, пожалуй, самое большое удовольствие. Потому что я могу побыть и в их шкуре. Вот, с «Градусами» я пела. Я любила эту группу давно, но никогда не представляла себя вместе с ними на сцене или в их музыкальном формате. А пока готовили совместный номер, то появилось понимание этих людей, их музыки, я будто проникла в их состояние, в их репертуар. Это такое счастье! Потому что именно новые ощущения, музыкальные открытия важны для творческого человека, несмотря ни на какие собственные «тараканы», заслуги, выслугу лет и прочее.

Поэтому эти новые эмоции бесценны — будь это невероятная коллаборация с «Время и Стекло», или чудесно-кошачья «Утекай» Ильи Лагутенко… Важна еще и форма подачи, чтобы не просто выпендриться в пижаме, например, а и подчеркнуть этим музыкальное содержание номера.

— Есть какая-то песня или стиль, которые бы ты никогда не стала исполнять?

— Я теперь уже не знаю. Раньше мне казалось, что я точно уверена в вещах, которые не стала бы никогда делать… А теперь мне хочется все время петь с оперными певицами. Ты не представляешь, какое это, оказывается, счастье! Какие ощущения и эмоции! Они так звенят и я с ними вместе во всем этом — с Хиблой, с Кристиной… Что называется, замахнулась, дальше некуда…

— Не опасаешься ревности коллег, конкурентов, чьей-то разрушительной злобы? Ты же с этим уже сталкивалась…

— Опять-таки, все судят по себе. Я буду только рада, если у каждого, кто хочет, кто состоялся, будет все получаться. И мне тогда тоже будет куда стремиться. Сидеть одной и думать, что я классная, без конкуренции — это абсолютная тоска. И мне кажется, что все люди, которых, возможно, ты имел сейчас в виду, абсолютно состоявшиеся, они не должны мелочиться.

— В молодости все кажется очень легко. С годами меняется восприятие жизни, подходы к работе, творчеству. Насколько судьба эстрадного артиста зависит от возраста?

— У возраста есть преимущество — ты много чего знаешь. У нас заболел барабанщик, и мне предлагали классного барабанщика, ему 20 лет. Я не могу его взять, хотя он очень хорош, учился в консерватории и все такое. Но я не верю, что он может быть стабильным. Он должен быть опытным. Поэтому я считаю, что раньше 30 лет не о чем говорить. Это, кстати, американцы доказали.

— А известный афоризм: если бы молодость знала, если бы старость могла…

— Ну, я себя еще не ощущаю как старость, ха-ха-ха. Во-первых, я этого слова никогда не применяю, я говорю: взрослый человек…

Лед и пламень. Лайма Вайкуле и Елена Ваенга теперь не могут друг без друга.

— Ты еще никогда не применяешь слово «любовь», как сама признавалась…

— И старость, и любовь — да, ха-ха-ха…

— Мужчине никогда не скажешь: я тебя люблю. Даже мужу не говорила. При этом тебя любят, кажется, все. Такое противоречие…

— Любовь — очень большое слово. И для меня оно очень серьезное. Я своей маме не говорю, что я ее люблю. Маме! Но она мне говорила много раз. А я нет. Но я все делала, чтобы она это почувствовала. И я получала эти слова благодарности от мамы. Значит, не обязательно это говорить. Надо делать…

Я просто не такая. Я жесткая. Мне надо, наверное, пойти на курсы дурочек, чтобы научиться бросаться этими словами: я тебя люблю и все такое… Обычно женщины делают это для мужчин, чтобы их окрутить, обвести вокруг пальца. А я не могу врать. И для меня это слово все же материнское. Поэтому я понимаю, когда мама говорит мне это. Но я-то сама не мама… Обостренная честность, нежелание врать не дают мне возможности такое говорить…

— Тебя действительно нельзя уличить в примитивном бабском поведении. Страшная редкость…

— Я сама хочу быть самостоятельным и состоявшимся человеком — во всех смыслах: и публичном, и личном… Я не хочу ни от кого зависеть ни в каком смысле. Дело даже не в финансах, а в чисто человеческих вещах. Я хочу иметь своих друзей, а не ходить с мужем под ручку к его друзьям. Нет… Когда я начала с Андреем встречаться (Андрей Латковский, муж Вайкуле. — Прим. ред.), а это было еще в 70-е годы, я тут же отрезала процентов 90 его друзей…

— Обычно подруг отрезают…

— Почему?

— Чтобы на мужика не позарились…

— Нет. Я как-то справляла именины, собрала всех своих подруг, человек десять, они все были очень красивые. Почему-то я вот любила так: сидела и наслаждалась тем, какие у меня красивые подруги. А Андрюха мог только заходить в комнату и чего-то там приносить. И все ля-ля-ля мы хотели делать сами, без посторонних там ушей и глаз. Это было много лет подряд.

— Амазонка, однако…

— Да, абсолютно. Ну а что касается друзей-мужчин, то я уверена, что с приходом мужчины или женщины в семью меняются партнеры. Если я считаю, что это не надо и он не должен с кем-то дружить, то я это технично отрезаю.

— Кто, на твой взгляд, управляет миром — женщины или мужчины?

— Конечно, женщины. Но, главное, показать мужчине, чтобы он думал, что это они (управляют).

— Но мужчины развязывают войны…

— Вот, не хватает женщин. Все равно с мужчиной рядом должна быть женщина, и тому мужику повезет, который правильную женщину выберет с собою рядом. Мужчине тоже надо, чтобы ему повезло, потому что и для него должна быть поддержка.

— Но эти мужские войны влияют не только на какую-то геополитику. Страдают искусство, культура, человеческие связи. Мы, вот, все общались друг с другом десятилетиями и вдруг оказались чуть ли не по враждебные стороны баррикад. До Москвы может доехать Depeche Mode, но не доедет «Океан Эльзы», скажем. Из украинской телетрансляции твоего феста вырезают Лепса, а в Ригу не пускают Валерию… Даже на тебя, обожаемую всеми Лайму, брызги этих истерик попали… Тяжело преодолевать такое?

— Вообще не тяжело! Мне нет. Понимаешь, если ты в чем-то убежден, если ты не мечешься, то это легко. Посмотри, всех артистов, откуда бы они ни были — Украина, Латвия, Эстония, Россия, Казахстан, Белоруссия и т.д. — публика любит и принимает не за их гражданство, а за их творчество замечательное. И мне в голову никакие мысли такие не приходят, я даже не хочу это развивать…

— Но заставляют…

— Меня никто не заставляет.

— Тогда и в этом смысле ты счастливый человек.

— Потому что я так живу. Когда кого-то не пустили через границы, для меня это был шок. Я как будто споткнулась. Я не принимаю этого. Не пустили сейчас, все равно пустят потом. Терпение.

—- Независимо от любого содержания ты всегда умеешь создать непередаваемую атмосферу!

— Это моя сильная сторона, — сказала Лайма и очаровала напоследок, как всегда, своим басисто-бархатным чарующим хохотком…

Смотрите видео по теме:
«Вайкуле спела Пугачевой о крепкой дружбе: Алла была тронута»

02:45