МАММ открыл первую в России ретроспективу Шона Скалли

Мультимедиа Арт Музей (МАММ) в этом сезоне не выдыхает — бомбит выставочными блокбастерами мегазвезд: Константин Бранкузи, Робер Лепаж, теперь вот Шон Скалли. В его абстракциях спрессована история мировой живописи. И те, кто от этого далек, все равно проникаются полотнами, сотканными из тысячи душераздирающих историй. Они висят в самых престижных музеях и галереях мира. Это вышло само: Скалли не предпринимал никаких усилий, а тихонько совмещал занятия живописью с преподаванием истории современного искусства. Один из его учеников — хулиган, перевернувший арт-мир с ног на голову, Ай Вэйвэй. О китайском диссиденте, Малевиче и истоках своего искусства прилетевший в Москву на монтаж и открытие выставки Скалли рассказывает «МК».


фото: Ксения Коробейникова
Шон Скалли.

— Шон, вы родом из Ирландии. Живете сейчас между Берлином и Нью-Йорком. На фоне этих городов какие у вас впечатления от Москвы?

— Город контрастов. Нищих и богачей. Изысканностей и отвратительностей. Люди здесь помешаны на дорогой одежде. Нигде не встречал такого количества меха. Оказывается, до многих еще не дошло, что животные не должны погибать из-за их прихотей. Что касается архитектуры, в центре — обилие рококо. А по дороге в аэропорт — уродливые фасады ужасных по строению многоэтажек. К ним примыкают полосочки газона, на которых сидят… у вас их называют гастарбайтерами. Горестное зрелище!

— В Америке или Германии такого нет?

— Я не встречал. По витающей в воздухе агрессии и, соответственно, опасности схлопотать на ровном месте Москва приближается к Сан-Паулу (Бразилия). В местных ресторанах тебя пристегивают к стулу, иначе могут украсть. Никакая полиция не поможет. У вас тоже, насколько я знаю.

— Это ваш второй короткий визит в Москву. На основе чего сложилось ваше мнение? Может быть, американских СМИ?..

— Эмпирический опыт. К СМИ у меня доверия нет. Американские журналисты практически не уделяют внимания России — даже канал Fox News, который является ультраправой, фактически фашистской организацией. Кстати, его сотрудники ненавидят меня из-за моих «странных» скульптур. Ольга Свиблова (директор МАММ. — К.К.) просит, чтобы я прислал одну из них на эту выставку. Ей невозможно отказать.

— Вы начали путь художника с живописи или скульптуры?


Лицевые и оборотные стороны, 1981 г.

— Ребенком я рос в бедной семье, денег на краски не хватало. Зато у родителей оставался с работы какой-то резиновый материал, из которого я стал лепить Деву Марию и кролика… А в шесть лет начал рисовать и лепить из пластилина.

— По вашим ранним и прошлогодним работам чувствуется влияние Малевича…

— Я больше рассматриваю его как философа. Мне нравится, что он пишет о сложных вещах простыми словами. Но его живопись примитивна. В плане накопления опыта и отдачи, я считаю, моя живопись лучше. То же самое могу сказать о Пите Мондриане. Они были новаторами, поэтому важность их работ связана с датой их написания. Да, я не могу быть первым, зато могу быть лучшим. Стараюсь сфокусировать в своих полотнах все направления и влияния, которые прошли через меня, — даже японское и африканское искусство. У Малевича вы этого не найдете.

— Откуда такой интерес к нему?

— Я давно люблю Россию и понимаю, что она травмирована своей историей. Я погружен в изучение вашей революции, которая, в частности, породила сумасшедших по энергетике художников. Равных в мире им нет. Нигде не родилось столько художественных движений в короткий срок. Я имею в виду и литературу (в 2010 году Скалли получил почетную степень доктора литературы Университета Ньюкасла. — К.К.). Но удивительнее всего, что русская революция, как и любая другая, несмотря на весь потенциал, сама себя и сожрала. А ее дети — в виде нового искусства — меньше чем через 10 лет остались отторгнутыми.

— По каким источникам вы изучаете нашу историю?


Внутренний горизонт, 2015 г.

— Например, по газетам тех лет, издававшимся в Англии. Когда я там жил и был левее левых, ходил в киоски печати и заказывал нужную прессу. Мне не могли отказать, так как в Англии есть специальный закон, обязывающий киоски печати принимать заказы на поиск и доставку любой английской газеты, которую запросил покупатель. В этом смысле Англия — более чем демократическая страна.

— Вы преподаете историю?

— Да, искусства. В художественной школе Парсонс в Нью-Йорке. На моих курсах — одни азиаты, потому что я терпеливый и говорю размеренно, на международном английском. Хотя часто употребляю слово «fuck» как междометие, но не использую сленг — как в речи, так и в живописи. Стараюсь последовательно нейтрализовать в себе экстремальности языка, чтобы меня точнее понимали. Жаргонные различия нас разъединяют, а не объединяют.

— Считаете Ай Вэйвэя своим учеником?

— Нет, как и не отвечаю за то, что он делает. Наши творческие пути не согласуются. Я продемонстрировал ему историю концептуального искусства, после чего мы попрощались.

— Художниками, по-вашему, рождаются или становятся?

— Я верю в ангелов. Мое искусство родилось вследствие глубокой травмы (скорее всего, имеется в виду смерть ребенка. — К.К.). Она наложилась на мое чувство невостребованной любви — ко всему миру.

— Ваши работы — в постоянных коллекциях Музея современного искусства в Гуггенхайме (Нью-Йорк), Тейте (Лондон). Они продаются за семизначные суммы. Легенда критики Артур Данто утверждает, что ваше имя «входит в кратчайший из кратких листов ведущих живописцев нашей эпохи». Каково ваше отношение к успеху?

— Он позволяет мне заниматься благотворительностью. Есть такая компания «Спасите детей», благодаря которой я содержу 300 никому не нужных детей. Скоро заработаю — и еще сотню ребятишек добавлю. Я, как Робин Гуд, краду деньги у богатых и отдаю их бедным.


Арль-Вечер-Винсент 2, 2015 г.