Михаил Швыдкой — об МХТ: «Театр всегда жил на нерве современности!»

В последние два дня события вокруг МХТ и его нового худрука Сергея Женовача удивляли нас сюрпризами, и то ли еще будет, но за быстротечной событийностью надо помнить главное — что это вообще за театр, чем он отличается от прочих. Поэтому нам было важно услышать взвешенное мнение от Михаила Швыдкого, который в силу своей биографии — как театроведческой, так и министерской — не раз думал, и думал практически над судьбою МХАТа-МХТ.

фото: Геннадий Черкасов

Михаил Швыдкой.

Именно он назначал в своё время Олега Табакова на пост худрука. И не ошибся. Отсюда вопрос:

— Михаил Ефимович, итак, мы имеем кандидатуру Сергея Женовача, но важно понимать — что такое в принципе Художественный театр? Какие сегодня задачи перед ним должны стоять?

— МХТ — не просто театр. Не просто место, где ставят более или менее удачные спектакли. Московский Художественный театр — это, пожалуй, одна из немногих уникальных в мировом драматическом театре институций (подчеркиваю — в мировом!), где был рожден метод работы с артистом. Я не назову другой такой институции, которая имела бы универсальное значение. Да, как вы знаете, Брехт создавал свою теорию «эпического театра» в «Берлинер ансамбле», но она касалась несколько иных вещей, нежели методики существования артиста на сцене; теория касалась, скорее, очень сложного формата отношений с публикой, но сейчас не об этом. А вот в МХТ, в его студиях (особенно в Первой, а также и Второй) сложился особый метод работы с артистами, который Станиславский развивал всю жизнь.

— И дело не в эстетике?

— Нет. МХАТ — не место, которое создало эстетический стандарт. Это ошибка. Дело не только в режиссерских исканиях или в режиссерской индивидуальности Станиславского и Немировича-Данченко. А еще раз повторю — ими создан метод. И это не только вопрос школы. Нельзя сказать, что вот есть школа Художественного театра, пускай там этот метод и шлифуется. Метод работы с артистом развивался в МХТ всю его историю. Неслучайно, таким серьезным методолгом был Олег Николаевич Ефремов: он очень много размышлял над той разницей, которая существует между ПЕРЕЖИВАНИЕМ и ПРОЖИВАНИЕМ. Последнее слово для него, пожалуй, было важнее, чем первое.

— То есть Художественный театр — явление мирового значения?

— С точки зрения его влияния на мировую культуру он сопоставим с романами Толстого и Достоевского, с произведениями Чехова; с музыкой Чайковского и Стравинского. МХАТ — это учреждение миссионерское. При том, что театр этот глубоко национальный, он имеет универсальное значение. Неслучайно такое влияние Сланиславского испытывают театральные школы во всем мире. Конечно, существуют и другие методики, скажем, методика, сложившаяся во французском театре, там по-другому учат, у них свои представления — что верно, что неверно. Но МХТ и его основатели совершили открытия, которые универсальны. Это еще и еще раз важно подчеркнуть.

Но одна тонкость: если величие Льва Николаевича Толстого или Достоевского, в общем, не зависят от состояния современной российской литературы, то вот утверждение метода Станиславского (хотя он самоценен, самодостаточен) зависимо от того состояния, в котором сегодня пребывает Художественный театр.

— Так что хотелось бы в идеале?

— В идеале хотелось бы, чтобы те великие достижения психологического театра, которыми был славен МХТ, та великая формула жизни человеческого духа, которая была реализована в художественных произведениях, — чтобы всё это было живо. Чтобы театр этот был созвучен жизни. А он всегда был созвучен жизни: надо понимать, что Чехов для них — не был классиком. Островский и Тургенев — да, были классиками, но тоже, скорее, «старшими современниками». А вот Чехов и Горький были самыми, что ни на есть современниками. При всей их такой разности. Художественный театр жил на нерве современной жизни. Если посмотреть, над чем размышляет Станиславский в 1917-19 годах, — он хотел, как известно, ставить «Каина» байроновского и делал такие пометочки, применительные к современным политическим героям — к Ленину, к Троцкому… это показательно.

— И хотелось бы этот нерв современности вернуть?

— Скорее, хотелось бы это не утратить. Олег Павловаич Табаков, несмотря на внешнюю его легкость, держал театр жесткой рукой. Это надо понимать. Поскольку он не был режиссером, а был актером (как и Олег Ефремов, замечу), с его милой и мягкой улыбкой расцветало сто цветов. Эстетических. Но организационно театр держал очень крепко. Захочет ли новое руководство, чтобы сохранилось сто цветов или не захочет — это не моего ума дело.

Читайте материал: Актеры МХТ отказались подписать письмо на имя Путина