Немой Онегин. Часть шестая
Немой Онегин. Часть I.
Немой Онегин. Часть II.
Немой Онегин. Часть III.
Немой Онегин. Часть IV.
Немой Онегин. Часть V.
Надменный столичный в центре внимания наивных провинциальных. Фото: Валерий Мясников
XVIII. НЕ СЦЕНИЧНО?
Нам интересно, ибо мы этих, которые на Вахтанговской сцене, всех знаем с детства. Мы смотрим спектакль про наших близких, про наших вечных спутников. Мы ещё на горшке сидели, а уже знали, как дворовый мальчик отморозил пальчик.
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему в окно…
Это был мальчик с нашего двора; многие советские люди, вероятно, так и умерли, ни разу не задумавшись о том, что мальчик — раб, а вовсе не сосед по дому. Мальчик не страдал от Салтычихи, он играл с собачкой; картина его счастливого детства никак не связывалась с ужасами крепостного права.
Литовец Туминас прочёл «Онегина» как в первый раз. Как ребёнок, который мысленно видит картинки, когда ему читают вслух.
Правильное чистое восприятие осталось только у детей, которые по малолетству в школу ещё не ходили. Однажды читал ребёнку «Графа Нулина», где героиня, скучая, берёт в руки роман:
Наталья Павловна сначала
Его внимательно читала,
Но скоро как-то развлеклась
Перед окном возникшей дракой
Козла с дворовою собакой
И ею тихо занялась.
Пятилетний парень захихикал.
— Что смеёшься?
— Мне понравилось, как она начала тихонько драться с козлом и собакой.
Он не понял, что она в окно смотрит! Он судит по себе: она бросила скучную книжку и убежала гулять. Во двор — там настоящая жизнь!
…Пушкин написал сёстрам характеристики.
Ольга: Всегда как утро весела.
Татьяна: Дика, печальна, молчалива.
А как сыграть? Кто сие расскажет со сцены?
Туминас сделал безупречно просто, проще некуда. На лавочке чинно сидят родители — чета Лариных.
Про Ольгу нам, гордясь, докладывает мать; и видно, как она довольна этим ребёнком. Теперь сказали бы: презентация невесты — девушка хорошая, ласковая, послушная; берите, вам понравится.
Всегда скромна, всегда послушна,
Всегда как утро весела,
Как жизнь поэта простодушна,
Как поцелуй любви мила.
Про Татьяну рассказывает отец. В романе он не появляется, он умер до приезда Онегина, до описываемых событий. Но ведь это ничему не мешает, родители не исчезают бесследно, они смотрят на детей с портретов, а вполне возможно, и с небес.
С огорчением и досадой Дмитрий Ларин (с того света) представляет публике Татьяну — гадкий утёнок: некрасивая, несвежая:
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью её румяной
Не привлекла б она очей.
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
«Казалась девочкой чужой» — мы всю жизнь эти слова понимали так: она — иная. Не такая, как Ольга, — не такая, как все.
Но чинная сцена вдруг превращается в хулиганскую. На словах «казалась девочкой чужой» давно умерший муж, поджав губы, поворачивает голову и подозрительно смотрит на свою вдову. И сразу ясно, что и при жизни он так поглядывал на жену: помнишь Грандисона? Тяжёлый, привычно въедливый взгляд. Молчаливый, но откровенный вопрос: где нагуляла? с кем нагуляла? И она привыкла с негодованием и досадой подымать очи к небу: «Господи, за что я терплю, за что страдаю?!» Сцена так узнаваема, так точна, что в зале смех, аплодисменты, а всего-то двое пожилых людей скромно сидят на лавке и произносят хрестоматийное — вроде бы скучное, давно известное, несмешное.
Чета Лариных рассказывает о дочках. Слева — Ольга. Фото: Валерий Мясников
Теперь понятно, почему Татьяна
Дика, печальна, молчалива…
Она ласкаться не умела
К отцу, ни к матери своей.
А такие взгляды с младенчества ловить? Конечно, будешь дичиться. И как ласкаться «к отцу», если он так смотрит?.. Чтоб у публики не было сомнений, Ольга ласкается — чуть ли на колени не садится к папочке, а Татьяна одиноко стоит в сторонке, потупив очи.
Смерть отца Татьяны впервые показана на сцене. В романе о нём только вспоминают:
Он был простой и добрый барин
А тут он есть. Старый, вроде бы добрый (если б не этот взгляд). И смерть забирает его у всех на глазах. Смерть тихо подходит к нему откуда-то сзади, из того чёрного зеркала, из памяти; берёт за руку и уводит со сцены. Он ещё чуть упирается, сопротивляется, ему ещё охота пожить; он оглядывается на жену и детей, ища спасения, но все опускают глаза. А он, уходя, всё оглядывается: хочет запомнить мир.
Смерть пришла за отцом Татьяны. Фото: Валерий Мясников
Перевод текста на язык сцены увлекательнейшее занятие. Жаль, хороших переводчиков мало, дело непростое; яркость текста, насыщенность подробностями ничуть не помогает. Вот именины Татьяны. Они описаны вроде бы щедро:
В передней толкотня, тревога;
В гостиной встреча новых лиц,
Лай мосек, чмоканье девиц,
Шум, хохот, давка у порога,
Поклоны, шарканье гостей,
Кормилиц крик и плач детей…
Подробно рассказано: кто приехал и на чём, имена и манеры, что ели, что пили, в какую игру и сколько раз сыграли, кто, с кем и под какую музыку плясал, но солирует там лишь мосье Трике.
Помните, как он поёт куплеты в честь именинницы? Если помните, то, значит, спутали роман с оперой. В опере Трике поёт, а в романе Пушкин не дал ему и рта раскрыть:
Освободясь от пробки влажной,
Бутылка хлопнула; вино
Шипит; и вот с осанкой важной,
Куплетом мучимый давно,
Трике встаёт; пред ним собранье
Хранит глубокое молчанье.
Татьяна чуть жива; Трике,
К ней обратясь с листком в руке,
Запел, фальшивя. Плески, клики
Его приветствуют. Она
Певцу присесть принуждена;
Поэт же скромный, хоть великий,
Её здоровье первый пьёт
И ей куплет передаёт.
Написано, что поёт, а где песня? Ведь не спел ни слова! Это Пушкин создал иллюзию. А раз у Трике текста нету, то и нечего на него время тратить. Литовец его выбросил, сократил. В «Онегине» гости вообще не говорят, ни один. Ни диалога, ни реплики, ни гу-гу! Туминас выбросил кормилиц и детей, собачек и даже семейные пары, которые в опере тупо толкутся на сцене, чтоб в нужный момент грянуть хором: «Ах, какой скандал!»
Зато в спектакле одна-единственная строчка «Пошли приветы, поздравленья» превратилась в огромную — минут на 20! — замечательную смешную сцену. Все подружки по очереди что-то спели в честь именинницы. Каждая — свои куплеты, свой романс. Каждая — в своей манере. Каждая старается изо всех сил: то ли копирует бабушку, то ли тётушку, то ли когда-нибудь в столице слышала итальянскую оперу, то ли воображает себе её. Публика (в доме Лариных) слушает каждую с восторгом, публика (в театре Вахтангова) помирает со смеху. А напрасно! Девки-то талантливые, хоть и уморительные, сидят на табуреточках, стараются вести себя прилично.
У Татьяны именины. Подружки поздравляют, а она кого-то ждёт. Фото: Валерий Мясников
И копировать-то было особо некого. Ни телевизора, ни радио; у них даже патефонов не было. Они всё делали сами. Хочешь музыки — бери гитару или садись за фортепиано. Хочешь запечатлеть ромашку — бери краски, фотоаппаратов нету…
Театр только в городе, и далеко не в каждом. (Пушкин прожил в Михайловском два года без музыки! А у вас — дома, в машине, в магазине, в ресторане, в аэропорту — везде, от неё нет спасения. А у него книги и редкие письма — это всё.)
И когда в глушь, в деревню заявляется новый, чужой — это почти как белый человек в джунглях Конго или Меконга. На него таращатся, за ним тащатся, куда б ни пошёл.
Никаких развлечений у девиц, только книги и письма и при этом — по-французски. (В «Пиковой даме» старуха графиня изумлена: «Неужели есть русские романы?!») Под подушкой у них обманы Ричардсона, Марии Коттен, Юлии Крюденер — кто они, эти Донцовы, Акунины, Маринины тогдашних дней? — бог их знает, исчезли, навсегда.
Но мода их интересовала страстно:
«Как тальи носят?» — Очень низко.
Почти до… вот по этих пор.
Не желая дразнить цензуру названием части тела, Пушкин гениально — буквами! — изобразил жест.
…Окрестные подружки Татьяны, умирая от любопытства, обалдевая от восторга и обмирая от невольных призрачных надежд, таскаются по сцене за Онегиным; табуреточки свои они прижимают к себе сзади, прямо к нужному месту. От этого походка делается неуклюжей, вперевалку, как у… В общем похоже на птичий двор. Случайно? Или это насмешка режиссёра? Чуть Онегин оглянется — они уже сидят. Он ещё только начинает поворачивать к ним голову — они уже сидят; а их глаза, которые у него в спине дырку сверлили, уже подняты к небу, либо опущены долу, лица мечтательны, очи невинны.
— — Вы спятили? — А что случилось? — Как что?! Вы тут нам подсунули бесконечно затянутую рецензию на спектакль 2013 года! С опозданием на пять лет! — — Но кто же знал, что это дело так затянется? Я же где-то уже сказал вам, мадам, что читаемый вами сейчас роман начался с июньской радиопередачи 2011 года — шесть с лишним лет назад; и уж если редакторы так долго и терпеливо ждали, то вам-то ждать вообще не пришлось — вам я обещаний никаких не давал. На самом же деле считать надо с 1980 года, просто об этом занятии никто не знал, а ведь 37 лет — не шутка. — — Можете сдуру называть свою стряпню романом, но рецензию-то вы зачем сюда вставили? — Как зачем? Не пропадать же добру. Конечно, вы правы — я и сам хотел опубликовать её наутро после премьеры, но к тому времени она ещё не была написана, помешала традиционная пьянка; и через неделю не была готова (хотелось же написать получше — нечасто выпадает счастье писать о шедевре); ну а потом смирился: думаю: не напечатал в феврале — напечатаю в марте… Вот так оно и шло; а потом гнаться за своевременностью стало вовсе бессмысленно — решил: ладно, вставлю в… Вот и вставляю на ваших глазах. Длинно? — ну, запишитесь на курсы скорочтения. Потому что — честно предупреждаю — мы ещё и до середины вахтанговского спектакля не дошли. Но ещё больше меня огорчает другое печальное обстоятельство: смертность. Поймите, если б я всё это напечатал в 2013-м, у меня (потенциально) было бы на 10 миллионов читателей больше — столько за эти упущенные годы умерло русских и русскоязычных; а если подумать, сколько людей уехало, сколько вдобавок утратило привычку к чтению на русском языке на просторах бывшего СССР и его сателлитов, да прибавить диаспору… Короче говоря, если вы, мадам, бросите читать эту историю, то я даже не замечу убытка, — так незначительна ваша доля (хотел было сказать «ничтожна», но подумал, что такое определение прозвучит излишне грубо, а вежливость в наших с вами глазах ведь бесспорная добродетель, не так ли?).
…Тррах!!! Гремит выстрел! Мы вздрагиваем: что это?! кто?! в кого? Но никто не падает, а на заднем плане из кулисы в кулису прокатывается бильярдный шар — и понимаешь, что не выстрел ударил, а кий. Онегин играет. Но мы знаем сюжет, ждём убийства, и это наше знание делает треск бильярдных шаров — звуком выстрелов. (Напротив: пушечный залп нас не пугает, если мы заранее знаем, что это салют, а не война.)
XIX. СОЛЬ СВЕТСКОЙ ЗЛОСТИ
Вот крупной солью светской злости
Стал оживляться разговор.
Евгений Онегин. Глава VIII.
В спектакле Туминаса влюблённый Ленский дарит влюблённой Ольге аккордеон. Она в восторге! Прижимает к себе (как ребёнок — плюшевого мишку), бегает с аккордеоном, прыгает, валяется и что-то писклявое милое начинает подбирать — наигрывает одним пальчиком — возникает чудесная русская, почти народная:
Динь-динь-динь, динь-динь-динь!
Колокольчик звенит.
Динь-динь-динь, динь-динь-динь!
О любви говорит!
Ленский дарит Ольге учености плоды. Фото: Валерий Мясников
Аккордеон! Он так прекрасен. Ольга счастлива, и Ленский счастлив. Остроумное и блестящее театральное (точно в стиле Пушкина) решение! Сказано же:
Он из Германии туманной
Привёз учёности плоды
Вот он — роскошный сверкающий перламутровый плод заграничной учёности. Публике и в голову не приходит, что это анахронизм. Ленский привёз то, чего в начале XIX века ещё не было. Любимый трофейный плод немецкой учёности у советских солдат 1945 года. Энциклопедия русской жизни.
…А потом — на свою голову — Ленский захотел показать многоопытному другу свою милую. Онегин согласился: поедем.
Поедем. —
Поскакали други,
Явились; им расточены
Порой тяжёлые услуги
Гостеприимной старины.
Обряд известный угощенья:
Несут на блюдечках варенья,
На столик ставят вощаной
Кувшин с брусничною водой
Шесть строк «легко» превращаются в 15-минутную (немую!) сцену «В гостях». Виктор Добронравов — лощёный ледяной Онегин, стиснув зубы, переносит пытку: его накачивают проклятой брусничной водой. Подносят даже не кружку за кружкой, а кувшин за кувшином. Как он не лопнул и от компота, и от злости? Но уж отыгрался на обратном пути. Бедный Ленский! возможно, в первый раз он становится жертвой дружеской злобы, сволочного характера…
«Какие глупые места!..
Боюсь: брусничная вода
Мне не наделала б вреда.
Скажи: которая Татьяна?»
— Да та, которая грустна
И молчалива как Светлана,
Вошла и села у окна. —
«Неужто ты влюблён в меньшую?»
— А что? — «Я выбрал бы другую,
Когда б я был как ты поэт.
В чертах у Ольги жизни нет.
Точь в точь в Вандиковой Мадонне:
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая луна
На этом глупом небосклоне».
Владимир сухо отвечал
И после во весь путь молчал.
Три раза подряд «глупые» — это нестерпимая досада пенится и лезет наружу, как прокисшее пиво из бутылочного горла. Весь вечер торчал в гостях у дурачья, да ещё поили не пойми чем. — — Тут придётся ненадолго покинуть партер и вернуться к роману, к читателям, чтецам и комментаторам.
Сходство Онегина и Пушкина замечено давно (это общеизвестно), и не впервые здесь об этом речь. Помните письмо:
Кн. Вера Вяземская — П.А.Вяземскому.
27 июня 1824. Одесса
…Пушкин слишком занят, чтобы заниматься чем-нибудь другим, кроме своего Онегина, который, по моему мнению, молодой человек дурной жизни, портрет и история которого отчасти должны сходствовать с автором.
А вот комментарий про глупую луну нам нигде не встречался, хотя луна того стоит. Вот два любопытных документа.
Пушкин — кн. Вере Вяземской
Конец октября 1824. Михайловское
…я думаю, что ясное небо заставило бы меня заплакать от бешенства, но слава богу: небо у нас сивое, а луна — точная репка. Что до моих соседей, то мне пришлось только постараться оттолкнуть их от себя с самого начала; они мне не докучают; я пользуюсь у них репутацией Онегина.
Для нормальных поэтов луна важнее солнца и уж точно бесконечно романтичнее; а тут — репа! И не забудьте (потом нам это пригодится): Пушкин, по его собственным словам, пользуется у соседей репутацией Онегина. А ведь до выхода Первой главы из печати ещё полгода! и репутация этого Онегина/Пушкина — по Первой главе — самая отвратительная, какая только может быть в глазах порядочных семейных людей.
Второй документ — воспоминания Анны Керн (чудное мгновенье, гений чистой красоты, в тот момент замужем за генералом, который старше её на 35 лет и которого она не любит и не уважает):
1825, лето, Тригорское
Пушкин шутил без острот и сарказмов, хвалил луну, не называл её глупою, а говорил: «J’aime la lune, quand elle e`clair un beau visage». (Я люблю луну, когда она освещает красивое лицо. Фр.)
NB! Дамы и господа, если особа, влюблённая в Пушкина, отмечает в мемуарах, что поэт в одну прекрасную летнюю ночь, будучи в отличном настроении, не называл луну глупой — значит, он обычно именно так её и называл; иначе с чего бы это отмечать? И значит, что Онегин, возвращаясь от Лариных, отзывается о луне в точности, как Пушкин, слово в слово. Луна им обоим поперёк горла (если, конечно, их двое).
«В чертах у Ольги жизни нет» — это неприятное враньё, обидное для Ленского. Мы в данном случае больше верим материнским словам: «Всегда как утро весела, всегда мила» — а разве безжизненное лицо может быть милым?
«В чертах у Ольги жизни нет» — но Туминас вывел на сцену Ольгу живую, весёлую, простую — всему радуется, поёт, играет. И это правильно, она щенок, ей 16. Онегин не ошибся и не брюзжит, он дразнит. Это очень профессиональная светская злоба; свою досаду он вымещает на Ленском.
Он же не сказал: твоя Ольга уродина. Он же сравнил её с Мадонной Ван Дейка (а в черновике — с Рафаэлевой) — что тут возразишь? На что тут обижаться?
Он же не сказал: твоя Ольга дура. Он сравнил её лицо с луной. Что может быть поэтичнее?
Оскорбление сделано мастерски. Онегин мог бы сказать «как эта чудная луна», «как эта нежная, яркая, волшебная…» Да, он сказал «глупая». Но это же не про Ольгу, а про луну. Онегин оскорбил так, что не придерёшься. И Ленский это понял:
Владимир сухо отвечал
И после во весь путь молчал.
Смолчал, проглотил, хотя очень вспыльчив (каждый раз, как попадётся вам его имя, вспоминайте, что ему 18). Но оскорбление сделано по-светски. В Восьмой главе про подлое мастерство интриг и клеветы отлично сказано:
Вот крупной солью светской злости
Стал оживляться разговор
Без соли злости и злословия им всё пресно. — Но ведь Онегин Ленскому друг! — Не больше, чем в фейсбуке; он Ленского терпит от скуки — как некое развлечение. Прямо же сказано: От делать нечего друзья.
Что Ленский обиделся — не удивительно. И знаменитые чтецы, и знаменитые артисты — и голосом, и взором — показывают, как Ленскому обидно, что личико любимой назвали безжизненным и (косвенно) глупым.
Удивительно совсем иное. И опять никем, кажется, не замеченное, в том числе великими комментаторами.
Сцена возвращения из гостей сделана так гениально, что придётся снова прокатиться с героями. Замедленный повтор красивого гола — мужчины способны сто раз подряд на это смотреть, мадам. Внимание!
Онегин впервые побывал у Лариных. Друзья провели там весь вечер, едут обратно, беседуют.
Скажи: которая Татьяна?
— Да та, которая грустна
И молчалива как Светлана,
Вошла и села у окна. —
«Неужто ты влюблён в меньшую?»
— А что? — «Я выбрал бы другую,
Когда б я был как ты поэт.
В чертах у Ольги жизни нет.
Точь в точь в Вандиковой Мадонне:
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая луна…»
Все Ленские (в том числе народные артисты СССР) начинают обижаться на строчке «В чертах у Ольги жизни нет», а на «глупой луне» обида доходит до стадии поджатых губ и желваков на скулах. Но ни один Ленский не догадался обидеться (или хоть оторопеть) раньше.
Скажи: которая Татьяна? — Шокирующий вопрос. Он что — слепой? Как он мог не понять: кто — кто. Там же не рой жужжал, не кордебалет вертелся — полсотни одинаковых фигурок. Всего-то две. И такие разные…
Это демонстративное наглое притворное безразличие — начало издевательств. Онегин дразнит. Умеет. Он провёл там вечер и, безусловно, видел, с которой из двух ворковал его юный друг, которая из двух мурлыкала. «Которая Татьяна?» — значит, Ольга для него никто и ничто, и вообще не на что смотреть. Для Ленского же Оля — солнце. Выходит, что Онегин видел солнце и лампадку, а теперь спрашивает: кто — кто?
Ска-ази: котояя Титяна? — если б это, сюсюкая, пришепётывая, картавя и растягивая слова, спросил старый князь (см. «Дядюшкин сон») — совершенный маразматик и рамолик — ладно. Но молодой умный человек провёл вечер в доме, где всего две девушки. «Которая Татьяна?» — имя, значит, запомнил, а которая из двух — нет? Они ж не однояйцевые близняшки. Они ж радикально разные.
Наивный Ленский не понял, что его дразнят, и стал простодушно объяснять: которая, мол, бледна, села у окна… Зато Онегин понял, что не задел простака, — значит, надо добавить, взять соль покрупнее.
Неужто ты влюблён в меньшую?
И этот вопрос злая провокация; Онегин заранее точно знал, что приятель влюблён в меньшую. Ленский за время «дружбы» все уши Онегину прожужжал про свой предмет, так что Онегину наконец стало любопытно. Он же сам попросил:
Ах, слушай, Ленской; да нельзя ль
Увидеть мне Филлиду эту,
Предмет и мыслей, и пера,
И слёз, и рифм et cetera?
Спрятанная тут добавочная зверская издёвка тоже осталась никем не замеченной. Та Филлида (царевна из древнегреческого мифа) повесилась всего лишь из-за временной разлуки с любимым — поспешила, не дождалась. А «Филлида эта» (Ольга из русского романа) не повесилась даже из-за гибели жениха; напротив — совсем сапогов не износила — немедленно выскочила замуж за улана… И уж эту обиду с Филлидой нанёс мёртвому Ленскому не Онегин, а Пушкин.
Неужто ты влюблён в меньшую?
Когда и этот наглый вопрос не помог, тогда уж в ход пошла крупная соль — глупая луна. И на всю эту многослойную травлю у Пушкина ушло меньше строфы, 11 строк.
Лотман тут не увидел вообще ничего, а Набоков про строку «Скажи: которая Татьяна?» написал: «С этого момента Татьяна постоянно присутствует в Третьей главе» — какая-то вялая бессмысленная манная каша.
Далее комментаторы XX века объясняют Вандикову Мадонну — про Ван-Дейка, Вандейка, ван Дейка и фламандскую школу живописи. Крупная соль светской злости пропала даром.
Зато знаменитейший комментатор XIX века эту сцену заметил и описал. Цитируем с восторгом:
Случай свёл Онегина с Ленским; через Ленского Онегин познакомился с семейством Лариных. Возвращаясь от них домой после первого визита, Онегин зевает; из его разговора с Ленским мы узнаём, что он Татьяну принял за невесту своего приятеля и, узнав о своей ошибке, удивляется его выбору, говоря, что если б он сам был поэтом, то выбрал бы Татьяну.
Без смеха читать нельзя. Великий Неистовый Виссарион (русский литературный критик № 1, натолкавший в одну фразу девять местоимений) не понял издёвки и выглядит ещё наивнее, чем юный Ленский. По стилю этот комментарий Белинского — стандартная макулатура типа «Вся русская классика за 20 минут»:
«В один из вечеров Ленский собирается в гости к Лариным. Онегину такое времяпровождение кажется скучным, но потом он решает присоединиться к другу, чтобы взглянуть на предмет его любви. На обратном пути Евгений откровенно делится своими впечатлениями: Ольга, по его мнению, заурядна, на месте юного поэта он выбрал бы скорее старшую сестру».
Если этой дряни нет в портфеле вашего ребёнка, загляните в интернет — на всех сайтах одно и то же.
Увы, и в Вахтанговском спектакле не раскрыт издевательский смысл вопроса «которая Татьяна?». Хотя эти слова звучат на сцене, но впустую. Театральный Ленский реагирует только на глупую луну. Ничего, скоро Онегин достанет его до кишок.
Продолжение следует.
Немой Онегин. Часть I.
Немой Онегин. Часть II.
Немой Онегин. Часть III.
Немой Онегин. Часть IV.
Немой Онегин. Часть V.