Памяти Георгия Гараняна: «Он не был нарциссом в музыке»

На днях в Московской консерватории отзвучали «Музыкальные трофеи», а это значит, что гости с головой окунулись в мир джаза и отдали дань памяти королю джазовых аранжировок — Георгию Гараняну, которого уже восемь лет нет с нами. Это ли не повод и нам вспомнить мэтра и его вклад в музыкальное искусство? Корреспондент «МК» пообщался с женой Георгия Гараняна Нелли Закировой.

фото: из личного архива

— Нелли, правильно ли я чувствую, что для Георгия Арамовича, как для человека масштабного музыкального мышления, было очень важно делиться своей славой и поддерживать молодых талантливых ребят?

— Вы абсолютно правы. Он не раз говорил на сцене Большого зала консерватории, в котором у него был абонемент: «Я раздал все соло, потому что у меня молодые ребята». Из зала кричали: «Георгий, сыграйте соло! Они еще так не умеют!». А муж отвечал: «Я-то еще сыграю, давайте лучше ребят послушаем!». Он действительно их поддерживал, и любой из музыкантов это подтвердит.

— Следовательно, и фестивалем Гараняна движет эта идея?

— Да, придумывая фестиваль, Георгий понимал, что молодежь может приобрести реальный концертный, лишь работая с настоящими большими мастерами. Не заниматься художественной самодеятельностью, – хотя это тоже не возбраняется, – но выступать как серьезные артисты. Я ему как-то сказала: «Там к тебе пришли маленькие музыканты», а он ответил: «Нет-нет, они большие артисты». Это было его задачей: соединить на одной сцене детей и взрослых. Взрослые аккомпанируют детям, дети аккомпанируют взрослым — они делают совместные номера. Это и вошло в концепцию фестиваля: происходит передача опыта «из рук в руки», напрямую.

— Вот как вам кажется, что самое главное Георгий Арамович дал джазу и что джаз дал ему?

— Думаю, сам же Георгий Арамович подарил джазу популяризацию. Однажды вычитала в интернете что-то вроде: «Подозреваю, что благодаря Георгию Гараняну, я полюбил очень многие мелодии». Думаю, это справедливо. Потому что так, как он аранжировал музыку, не мог аранжировать никто. У Георгия был отличный вкус, он любил все хорошее, любил выделять в мелодии все ее достоинства, делать акценты, красивые финалы. Он говорил: «Хочу из самых обычных, где-то даже надоевших, мелодий сделать произведение искусства». Ему нравилось этим заниматься. Он любил музыку советских композиторов, считал ее настоящей, видел в ней интересные идеи, видел то, над чем можно поработать, – материал для импровизации.

— Будто давал музыке вторую жизнь.

— Да, таким образом он обновлял известную музыку, давал ей глоток свежего воздуха. Кроме того, Георгий был блистательным солистом – играл многие мелодии так, что они со временем обрели статус исполнительской классики. Это и его соло в «Бриллиантовой руке», многие мелодии из «Ну, погоди!». Даже иностранцы до сих пор пишут: «Не могли бы нам помочь с нотами? Мы хотим играть эту музыку!». Георгий, например, очень гордился тем, что он взял песенку Матвея Блантера и сделал первый советский фокстрот. Так и говорил: «Раньше это была просто песенка, а я сделал ее очень популярным фокстротом!».

— А что насчет своих композиций? Или в приоритете были исключительно аранжировки?

— Я его спрашивала, мол, почему не играешь свою музыку, а он отвечал — «Но зачем?». Считал, что музыки написано и без того много. Свою, конечно, тоже писал, и для кино, и для театра, но он не был нарциссом в музыке. Считал, что лучше преподнести зрителю то, что уже есть. И ведь каждый раз ему удавалось находить что-то новое, лучшее. И в музыкантах, с которыми он работал в оркестре, и в музыке, которую он аранжировал, и даже если взять учебник, который он написал («Основы эстрадной и джазовой аранжировки», — А.Г.) — и там есть о любви к музыкантам. Он так и пишет: «При аранжировке мелодии подумайте, будет ли музыкантам удобно? Пианисту нужно переставить руку, трубачу нужно взять дыхание — не забывайте об этом».

А вот самом Георгию джаз дал свободу мышления, ведь джаз очень свободное искусство, тут не нужно четко следовать нотам. Более того, если ты играешь все по нотам — ты не джазмен. Джазмен тот, кто может отвлечься от нот и свободно импровизировать на любую тему, создавать свое собственное сочинение на глазах у зрителей.

— Нелли, в одном из интервью вы говорили, что Георгий Арамович, кроме своей музыкальной сферы, интересовался всем на свете, и интегральными вычислениями, и сантехников расспрашивал — что да как устроено. А вот как насчет спорта? Был ли он азартен, был ли болельщиком?

— Сам он занимался велосипедным спортом, а смотрел все то, что обычно смотрят мужчины — футбол, хоккей. Но вот чтобы был заядлым болельщиком, — это нет. Его интересовали другие вещи в жизни. Он профессионально занимался звуком, был председателем жюри конкурса звукорежиссеров, сам смонтировал звуковую студию, и она все еще жива, с ней ничего не произошло, стоит у нас в квартире. На концертах он все выставлял сам, говорил звукорежиссеру – «Только ничего не трогай!». Он же был инженером по профессии, всерьез увлекался техникой. Также, коллекционировал винтажную аппаратуру, любил находить старые аналоговые штуки, на которых можно было бы послушать музыку хорошего качества.

фото: из личного архива

— И часто музыка звучала у вас дома?

— Честно говоря, музыка в нашей квартире звучала очень редко, потому что музыка, все-таки, была для него работой. Но все же, когда он слушал, например, своего любимого Луи Приму, мог и слезу пустить, таким тонким человеком он был. Георгия до глубины души трогало, когда человек делал что-то хорошо. Я поражалась — как взрослый мужчина мог сидеть со слезами на глазах, слушая мелодии. Но, посмотрев фото и видео с концертов, можно увидеть, как иногда он подходил к музыкантам сзади, клал руки на плечи, обнимал их после какого-то удачного соло. Он был очень добрым, по-настоящему любил и ценил своих музыкантов.

— Да, на видео особенно видно, какой светлой энергией заряжал Георгий Арамович и музыкантов, и зрителей…

— Он к музыкантам-мальчишкам обращался не иначе как «господа». Он их очень и очень любил. Осознавал, какой это тяжелый труд. Бывало мы ехали куда-то, застревали в пробке, он говорил: «У меня нет времени стоять в пробках!», — отдавал ключи и выходил, пересаживаясь на метро. И вот однажды он приходит домой и говорит: «Представляешь, видел объявление в метро о наборе в помощники машиниста, зарплата двадцать четыре тысячи рублей, срок обучения — три месяца, а мои музыканты учатся всю свою жизнь, занимаются на инструменте по пять-шесть часов в день, поступают в музыкальные училища, институты, и зарплата у них мизерная. Как же так?».

— Могло ли его хоть что-то вывести из себя?

— Как и любого человека, конечно. Особенно какие-то моменты несправедливости заставляли его возмущаться. Но вот в истерики он никогда не впадал.

— Что его особенно волновало в последние годы жизни?

— Он любил жить интересной жизнью и это его по-настоящему волновало. Если мы, например, уезжали в отпуск, он говорил: «Поедем домой! Я… соскучился по своему образу жизни». И действительно, он не выдерживал недели, ну десять дней максимум. Всё время волновался, что без него произойдет что-то интересное, любил во всем участвовать. Любопытным был человеком, любознательным. Очень много читал, и очень быстро! Если мне нужно было засесть в библиотеке, чтобы изучить и усвоить материал, то Георгий «глотал» страницу за страницей, будто фотографировал. Был очень способным. Причем, читал одинаково быстро и по-русски, и по-английски. Кстати, английский он выучил сам, да еще и в сорок лет. В течение шести лет читал только на английском.

— А не вспоминал ли он тот период, когда 9 лет был невыездным? Я читала, что он, мягко говоря, был очень расстроен из-за доноса, к тому же так и не узнал, кто это сделал.

— Конечно вспоминал! Да, его знакомый отказался называть имя доносчика, сказал — «точно убьешь его». Это все-таки был расцвет его творческой жизни, и после того, как они съездили на несколько джаз-фестивалей, его приглашали участвовать во многих мероприятиях, играть в различных концертных залах, звали туда, где хороший звук, где великолепная игра, но… все эти приглашения отклонялись, а Министерство культуры лишь повторяло как заведенное — «Он занят. Он занят». Самые яркие его годы прошли в заточении.

— Вернемся к джазу. Сейчас довольно много джазовых фестивалей, но нет ли у вас ощущения, что весь джаз именно там и сконцентрирован? Он исчез из быта, не звучит в кафе, на улицах, пластинки больше не ставят как раньше (а это было событием). Нет ощущения, что джаз стал эфемерным явлением?

— Наоборот, у меня есть ощущение, что джаз популярен очень и очень. Может быть, мне так кажется из-за того, что я больше других провожу время в таких местах, где играют хороший джаз. Может, мне просто везет: недавно в такси села, и там джаз! Кроме того, мы сейчас много работаем с детьми. Наши музыканты преподают в музыкальных школах. Так вот спрос на это направление очень большой! На Дне открытых дверей в одной музыкальной школе директор сказал: «Пожалуйста, все, кто интересуется джазом перейдите в соседний кабинет». И туда перешли все (смеется). Думаю, во многом это происходит из-за того, что в джазе очень красивые и эффектные инструменты — саксофон, тромбон, труба.

— Может создается впечатление, что джаз легче…

— Действительно, многим кажется, что джаз легче классической музыки из-за большей свободы действий, возможности импровизации и необязательности зубрежки. Возможно, в этом есть доля истины. Но настоящий джазмен, в первую очередь, должен знать основы классической музыки.

— И вы не согласны с утверждением, что джаз — это элитарное искусство?

— Скорее, не согласна, нет. Джаз очень демократичен и доступен. Просто те люди, которые говорят, что джаз – это элитарное искусство, скорее всего, слушают какие-то образцы, предназначенные для профессионалов. Может, они ходят в клубы в ночное время суток, где звучат более глубокие, сложные произведения, исполняемые искушенными джазменами, которые пытаются поразить друг друга. Популярная джазовая композиция гораздо проще для восприятия, чем классическая. Если же сравнивать джаз с популярной музыкой, то, наверное, да – джаз покажется кому-то более сложным. Но самое главное – в джаз можно влюбиться в любом возрасте. И слушатели, которые приходят на наши концерты, это прекрасно доказывают.