Трио им. Рахманинова удивило итальянцев русскими романсами
В Италии завершилась зарубежная часть изящного фестиваля «Музыка без границ», хедлайнером которого стало Трио им. Рахманинова (Наталия Савинова, Виктор Ямпольский, Михаил Цинман). Выступления российских музыкантов в итальянской глубинке и в далеко не всегда пафосных залах показали новую музыкальную тенденцию — смену концертного формата с афишно-массового на интимно-салонный.
И это общий нарождающийся тренд: официальные концертные залы перестали отвечать камерным потребностям публики, люди хотят большего уединения и осмысления.
— Мы в Италии играем очень часто, и привыкли к разнообразию концертных площадок, — говорит основатель Трио им. Рахманинова, пианист Виктор Ямпольский, — играли в палаццо, в спортивных комплексах, очень часто это бывают и церкви. Церкви очень разные. Один раз приехали в малюсенький город, там стояла очень старая церковь, мало ухоженная внутри, в аутентичном состоянии. Я увидел фрески, спросил — кто их расписывал, а мне ответили как ни в чем не бывало — да, Джотто это, Джотто, подумаешь…
…Надо уточнить, что как раз Трио им. Рахманинова уже лет пятнадцать (не меньше!) заточено под весьма редкую сегодня качественную нишу, особенно актуальную при глобализации и стремлении к обезличиванию: Трио стремится доносить русскую инструментальную традицию в страны Европы и Азии, а оттуда приглашать и провозить по российским регионам (устраивая совместные концерты и мастер-классы) носителей австрийской, немецкой, итальянской, французской школ, и на этом тонком контрасте выявлять новые музыкальные смыслы. Кстати, фестиваль «Музыка без границ. Россия — Италия» так и начался в конце сентября в Зале Врубеля Третьяковской галереи совместно с Миланским квартетом духовых инструментов, когда для разных составов духовых при участии фортепиано и виолончели были исполнены произведения Бетховена, Понкьелли, Моцарта, опус Беллини — Клозе.
То есть в основе любого концерта всегда лежит идея тонкого совместного музицирования и желания сохранить и дальше передать по поколенческой цепочке всё то человечное, что в музыке есть. Если говорить художественными образами, то взять и просто продать картину Ван Гога — это голый рынок, а вот попробовать передать его дыхание, его треволнения, его метания от первого дня до последнего, — это уже искусство. В этом смысл, что сначала итальянцы музицируют с русскими в Италии, обнаруживая прямо на глазах у зрителя что-то общее, здесь и сейчас возникающее, в чем-то утраченное, а в чем-то новое, а потом всё то же демонстрируют уже в декорациях Зала Врубеля, или в Юсуповском дворце Санкт-Петербурга, или в Областной филармонии Иркутска… и далее по России.
— Место для концерта — естественное и непринужденное — это важнейшая составляющая камерной музыки, — продолжает Виктор Ямпольский, — в Италии камерные концерты постоянно проходят в церквях, на виллах, в частных дворцах. Но, что важно, они общедоступные, публичные, и, в большинстве случаев, бесплатные.
— И тут наглядно видна разница — между официозными концертами и натуральными?
— Конечно. В Италии, кстати, официальные концерты проходят даже не в концертных залах, а в театрах (страна-то оперная). А вот концерты, произрастающие снизу безо всяких громких афиш, они-то как раз составляют самый живой музыкальный пласт, являясь для конкретных городков и деревень важной формой не просто культуры, но жизни. И, повторяю, как правило, это бесплатные мероприятия, чтобы дошла молодежь, чтобы увлеклась творческим созидательным процессом…
— То есть для вас, как для исполнителей, нет сложности адаптироваться в условиях церкви, палаццо, которые, под концерты, казалось бы не созданы?..
— Никакой сложности. Наоборот, большие залы для камерной музыки являются только дополнительной проблемой. Потому что сразу ограничиваешь себя в репертуаре: надо думать — что там прозвучит, «пробьет» этот зал, а что нет. Совсем изысканная музыка (будь то трио Гайдна, Моцарта, Шуберта) может просто утратить какие-то свои сокровенные полутона. Конечно, трио Рахманинова (как произведение) можно играть в любом зале, оно пробивает симфоническим звучанием любую акустику. А вот форсировать более тонкое трио Шуберта — это очень плохо для такой музыки…
…Удивительная вещь — концерт в Тосколано задержали почти на час, причем, уже сидящая публика отнеслась к этому более чем благосклонно. Оказалось — группа из 20 человек, которая специально ради концерта Трио им. Рахманинова (а также виолончелиста Фридера Бертольда и прекрасной пианистки Маргериты Санти) выехала из Генуи, вдруг застряла в пробке. Они созванивались с музыкантами, сообщали, где едут, просили обязательно подождать. Причем, в этой группе среди простой публики легко так был директор генуэзского театра, ему просто было любопытно. А потом они четыре часа еще добирались до дома. Фантастика. Где еще увидишь нечто подобное?
— Да, это специфика Европы, что ради конкретного концерта люди могут приехать и за 200-300 километров. Так люди мотивированы — для них это событие достаточно важное, чтобы приехать издалека. Кстати, и рояль специально довозят в такие — как бы не концертные помещения — тоже издалека за 150-200 км, практика очень развитая. Иногда церквушка находится в столь сложной для доступа горной местности, что даже сразу и не поймешь — по какой дороге сюда вообще могли довезти рояль? На легковой-то машине еле-еле впишешься по узкой тропе, а они умудряются ради каждого концерта рояли развозить.
— Да и публика непонятно откуда набирается…
— Ну да, у нас был такой очаровательный концерт в горах под звездами, когда буквально эхо разносилось по окрестностям, и я спросил — а слушатель откуда-то придет, никто не живет поблизости? А мне ответили — да как всегда, приедут — кто откуда, кто за 200, кто за 300 км на своих машинах. Традиция есть, и это здорово, потому что нет случайной публики, она очень творчески нацелена… Вот в этом и смысл перекрестных проектов — лучше понять особенности друг друга, что-то хорошее подметить, постараться перенести на нашу почву. Музыкант на протяжении всей своей жизни должен учиться, расширять свои горизонты. А лучшая учеба как раз приходит в момент музицирования. Это дает новые импульсы и музыкантам, и слушателям. Мы все разные, и в этом наша прелесть. В ходе нашего фестиваля, состоявшегося при поддержке «Газпрома», мы имели возможность погрузиться в итальянскую музыкальную среду, а также вывезти итальянцев в российские регионы, чтобы они не только сыграли, но и позанимались с нашими юными дарованиями, дали им пищу для размышлений. Это хорошие семена, которые потом дадут всходы.
— А вот вы для итальянцев играли рахманиновскую сонату соль минор для виолончели и фортепиано, играли его же Элегическое трио №2 памяти Великого артиста… не было желания включить в концерт что-то итальянское?
— На самом деле, в таком естественном формате это всё зависит от вкусов самих музыкантов. Но здесь сама идея перекрестного фестиваля — мы везем туда русский реперуар, а они потом по России дают европейский, итальянский, на чем могут точнее и тоньше раскрыть свою традицию.
…Любопытно, что в рамках итальянского фестиваля Трио Рахманинова включило в программу не только чисто инструментальное музицирование, но и три романса в исполнении Наталии Савиновой (она, будучи первоклассной виолончелисткой, несколько лет училась вокалу, брала уроки у ведущих камерных исполнителей в Европе), — надо сказать, этот изящный ход очень сбалансировал концерт по репертуару, придал ему этакий чувственный «выдох», как раз между сонатой Рахманинова и Элегическим трио. Понятно, что это был эксперимент для коллектива, но, судя по реакции публики, он прошел «на ура», что дало ключ к пониманию русской инструментальной традиции.
— Нечасто камерные коллективы включают в репертуар вокальные номера, — комментирует Виктор Ямпольский, — конечно, мы часто приглашаем в свои московские концерты знаменитых камерных вокалистов из Европы. Это все очень гармонично сочетается, ведь не оперные вставки мы делаем, а точно такие же камерные — вокальные циклы на лирику известных поэтов… Если брать Шуберта, Брамса, Шумана, — камерная вокальная лирика является полноценной частью их творчества. Также и у русских композиторов: вокальная лирика, во многом, служит ключом ко всему их творчеству в целом. Когда ты понимаешь, как слова сочетаются с музыкой, какие слова, с какой музыкой, — дальше ты начинаешь лучше чувствовать идеи этого автора, его язык, его посылы… Да и в плане концерта разнообразие жанров — это всегда в плюс.
— А должна ли быть сцена при салонных концертах?
— Если зальчик совсем крошечный, то можно обойтись и без подиума, но лучше бы она, сцена, хоть маленькая, невысокая, но была: пусть едва видное разделение между исполнителями и публикой не помешает.
— Что меня поразило в Италии (после концертов в Тосколано, в Лимоне, в зале Миланской консерватории), что даже по сравнению с Германией и Австрией, публика ощущается более мотивированной, более жаждущей музыки…
— Публика разная. Просто итальянский слушатель более эмоциональный, чем в Германии. Немцы «внутренние», сдержанные, а итальянцы — куда более общительные. Но дело даже не в этом. В Италии вся эта публика, пришедшая то в палаццо, то в церкви, — это продукт работы самих организаторов концертов, самих музыкантов. Это, своего рода, клубная работа. Тонкая, очень личностная, ориентированная на тебя конкретно. Если слушателя любят, уважают, за ним бегают, его воспитывают, — то вот и получается такой слушатель. Это не просто публика, которая увидела афишу и пришла, а это публика, с которой на протяжении многих лет работают одни и те же люди, приучают их к соответствующей программе, к концертам определенного уровня. Поэтому возникает некий «клуб по интересам» — люди приходят не только послушать музыку, но и пообщаться. Часто — либо до концерта, либо после — накрывается какой-то аперитив, легкий фуршет. Всё это — ради общения, ради образа жизни.
— То есть не то, что ты купил билет, пришел на концерт, послушал — и домой…
— Нет-нет, речь о качестве жизни, среда делает человека, среда. И эту среду надо воспитывать и беречь. Это вошло в традицию. И это то, о чем я всё время говорю в Москве, имея ввиду камерное исполнительство, в разных зальчиках, в музеях, на открытом воздухе: от бездушия надо отходить, нужно заниматься созданием клубной атмосферы, чтобы люди приходили не ради афиши, а ради общения, чтобы приводили родных, друзей, детей. Это большая предварительная работа. Гораздо, подчас, более важная, чем сам концерт. И если много лет этим заниматься, то ты и получишь такой результат, что на тебя будут приезжать за 300 километров. Это то, чего напрочь не хватает в российских столицах. Нужно качество человека. И играющего, и слушающего. Но нужно приложить усилия, чтобы этого качества добиться.
— Да даже элементарно было видно, что люди между частями не хлопали, хотя никто их об этом не просил, не спали на концерте, не разбегались как сумасшедшие после бисов…
— Да, живо интересовались — когда Рахманинов написал это трио, почему оно такое грустное, такое трагическое, — я им рассказывал, что оно посвящено памяти Чайковского и так далее. Они очень продвинутые музыкально, но, видимо, русскую музыку саму по себе они не так часто слышат в реальной концертной жизни. Поэтому у них часто перед концертом выходит специальный человек и десять минут рассказывает о том, что прозвучит. Так что всё это очень непохоже на концерты, идущие в Москве. Ведь камерная музыка — это (если сравнивать с литературой) поэзия, то есть более интимный и концентрированный жанр, требующий от слушателя большой интеллектуальной и чувственной работы. Процент такой публики всегда очень небольшой, не в этом дело. Тонких, чувственных людей и не может быть много. Но! Если их вообще не останется, то это говорит о деградации всего общества в целом, говорит о том, что такому обществу грозят серьезные проблемы, оно недолго просуществует. Так что есть о чем задуматься.