Lumen: «Молодежь сегодня может высмеять все – и рак, и войну»
Отмечая в 2018 году 20-летие, команда продолжает колесить по городам России, собирая многотысячные залы, играть свои мощные панк-рок боевики на разрыв аорты, каждый раз выкладываясь по максимуму, как в последний. Энергия не уходит в пустоту. Она возвращается ударной резонансной волной от неравнодушных слушателей.
фото: пресс-служба группы Lumen
То, что делают Lumen на площадке, похоже на движении стихии. Лидер группы Тэм Булатов не боится закручивать вихри, поднимать бурю, потому что уверенно управляет этими силами, которые кажутся неконтролируемыми. Их концентрация, наличие внутреннего стержня, мотивация и целенаправленное движение вперед позволяют коллективу и дальше совершать прорывы.
Неслучайно именно эти артисты два года назад стали первыми победителями в нововведенной тогда номинации «MegaБит» на ежегодной премии «Звуковой дорожки» ZD Awards. А сейчас «МК» встретился с Тэмом, чтобы поздравить команду с юбилеем и задать все вопросы о наболевшем и не только.
— Тэм, вы можете сейчас оценить, как прошли эти 20 лет?
— Очень быстро. Но, хотя мы чувствуем себя молодыми и бодрыми, как будто нет этих двух десятков за спиной, многочисленные события, которые произошли с нами, концерты, переезды, мощный поток информации создают ощущение, как будто я прожил две или три жизни. Туры длятся по полтора-два месяца, а по внутренним ощущениям превращаются в полугодовые путешествия с невероятным количеством впечатлений.
— Движение на большую сцену, по внутренним ощущениям, было поступательным, или вы в одно прекрасное утро проснулись знаменитыми?
— Нам повезло – движение было плавным. Мы пять лет работали над первым альбомом и все это время учились играть, быть коллективом, сделали все необходимые «прививки», как в детстве. За тот период мы совершили все ошибки, которые только можно. Были и глупые, нелепые попытки выступать нетрезвыми, и период, когда мы, будучи еще командой, популярной только в Уфе, успели подхватить звездную болезнь и слишком много возомнить о себе, и распад коллектива на месяц в 2000, и серьезные пертурбации в составе.
— А что помогло окончательно не слететь с катушек?
— Возможности. Понимание, что нельзя упустить свой шанс, было всегда. Мы очень хотели играть и выступали на любой площадке, подвернувшейся нам в то время, на всех фестивалях в Уфе, неважно даже, какого формата. А чтобы ездить на первые гастроли, нужно было договариваться с нашими учебными заведениями. К счастью, нам шли на встречу. Даже когда учеба закончилась, мы еще долгое время были в подвешенном состоянии: музыка ничего, кроме долгов, не приносила, и в этот момент близкие поддерживали нас. Ну, они рассуждали примерно так: «Дойдите уже до какого-то момента, или когда вы окончательно разочаруетесь в музыке, или когда что-то произойдет». И это «что-то» произошло (улыбается).
— Некоторые артисты, спустя годы, стесняются своих первых хитов. Например, Найк Борзов никогда не хотел, чтобы его ассоциировали с песней «Три слова». Для вас глобальным прорывом стала композиция «Сид и Нэнси». Какое у вас к ней отношение сейчас?
— Мы с удовольствием играем ее на каждом концерте. и у нас никогда не было сомнений по этому поводу. На концертах всегда есть люди, которые пришли впервые, особенно в небольших городах, где мы бываем редко, и я не вижу никакой причины лишать их возможности услышать ее живьем. К тому же она до сих пор трогает меня самого, и так будет всегда.
— К юбилею вы подготовили сборник «Забытое и найденное» из песен, которые были написаны давно, но еще не видели свет. Как вы подбирали материал?
— Мы рылись в столе и искали песни, которые были незаслуженно забыты. У каждой из них своя история. Есть треки, которые уже были записаны, но по каким-то причинам в последний момент не попадали на альбомы, есть произведения в аранжировках, которые мы изначально готовили к акустическому туру, а потом они показались нам интересными для записи. Вот из таких не похожих друг на друга историй сложилось собрание 12 композиций разных лет.
— Есть команды, которые отлично звучат в записи, но, выходя на сцену, теряют энергию. Почему так происходит? И сталкивались ли вы когда-нибудь с подобными трудностями?
— Лично мне кажется, у нас обратная ситуация: мы, скорее, концертный коллектив. На живых выступлениях у нас гораздо лучше получается дать людям энергетический заряд, донести определенный посыл, чем в записи. В чем причина, я не знаю.
фото: Анна Ульянова
— В предыдущем интервью, когда как раз вышла «Хроника бешеных дней», вы говорили, что у вас идет некий накопительный процесс. Что происходит сейчас?
— Нам дали очень сильный эмоциональный заряд новые технические возможности. Теперь у нас есть собственная студия в Уфе, что позволит нам творить столько, сколько хочется, и совершенно по-другому подойти к процессу работы. Благодаря этому у нас появилось уже много нового материала, который мы будем записывать параллельно с ведением концертной деятельности.
— Вы говорите о том, что вам комфортно жить и работать в Уфе, в то время как большинство музыкантов стараются переехать в Москву или Питер. На ваш взгляд, история Lumen – исключение, или любая команда способна активно развиваться в родном городе, а делать это мешает страх?
— Неизвестно, что легче. Конечно, в больших городах лучше развита инфраструктура, гораздо проще записывать песни, но, переезжая туда, многие сталкиваются с бытовыми проблемами, на которых они срезаются. Есть спартанцы, которым все равно, где и как жить, они могут приспособиться к любым условиям, другие, столкнувшись с трудностями, вынуждены выбирать какую-то работу, не связанную с музыкой, отодвигают творчество на второй план, а потом оно вообще исчезает из их жизни. Дома, где у тебя как-то уже налажена жизнь, ты можешь гораздо больше усилий приложить к творчеству.
— Какие точки стали ключевыми в истории группы?
— Знаковым событием, конечно, стала запись первого альбома, песня «Сид и Нэнси» с которого попала на радио. Со следующим альбомом «Три пути», в 2005 мы отправились в первый тур по 10-ти городам. С тех пор все встало на такие мощные рельсы, что каждый новые гастроли были глобальнее и интереснее.
— Тэм, вы практически с самого начала творческого пути пишете хлесткие, смелые, протестные композиции. Для чего вы это делаете?
— Так получается само собой, я никогда не ставлю перед собой конкретную задачу. Когда у меня возникает потребность самовыражения, я беру ручку, блокнот и никогда не знаю, чем все это кончится. У меня в голове появляется какая-то мысль или несколько строчек, и, распутывая этот ассоциативный клубок, я сочиняю песню. Иногда текст следует за первыми родившимися в сознании словами, иногда подводит к ним, и они становятся припевом.
— Вы столько лет пытаетесь достучаться до людей, а ничего не меняется. Более того, ситуация в стране лишь усугубляется. Не бывает моментов, когда просто опускаются руки?
— Мне кажется, наступает критический момент. Те ребята, которым сейчас по 17-20 лет, гораздо больше себе на уме, чем мы были в их возрасте. Сейчас уровень недоверия, стеба и разрушения любых рамок достиг запредельного уровня. Не осталось же вообще никаких запретных тем. Предметом высмеивания может стать все что угодно. Рак? Пожалуйста! Война? Без проблем! Это очень похоже на напалм, потому что в современном информационном пространстве выжигается абсолютно все. Жить на выжженной земле невозможно. Нельзя стебаться вечно. Завтра эти ребята, чуть повзрослев, начнут задумываться, чем заполнить эту пустоту, и тогда их прорвет. Потому что все совсем не так забавно и прикольно, как им кажется. Честно говоря, я раньше думал, что следующее после нас поколение будет решающим. Но этого не произошло. То, что случилось в Украине, конечно, стало козырем в руках власти и надолго заблокировало все возможности альтернативного развития событий. Потому что, на любые размышления о том, что можно жить иначе, тебе отвечают: «А, ну с тобой все понятно. Ты хочешь, чтобы у нас здесь был Майдан». Нет, ребята, не хочу. Но так, как сейчас, тоже невозможно. Разве у нас только два варианта…?
— Если к молодым ребятам все-таки придет некое осознание, и плотину прорвет, что будет происходить дальше?
— Я надеюсь, это не будет бессмысленно и беспощадно. Вот этого я не хочу ни в коем случае. Но, как мы уже неоднократно видели, люди, которые борются за власть, умеют переобуваться налету. Поэтому непонятно, что будет дальше. Возможно, в очередной раз «царь» подпишет отречение от «престола» и согласится на условное учредительное собрание… Возможно, будет конституционная монархия. Я не знаю.
— Каково вам как группе двигаться вперед в условиях современных реалий? Чувствуете ли вы давление сверху?
— Нет. Рассуждая о том, как двигаться вперед, скажу только, что мы продолжаем с 2005 года петь одни и те же песни. По факту – о том, что, как вы точно заметили, ничего не меняется. Эти композиции продолжают жить своей жизнью, звучать со сцены.
— Вы когда-нибудь фантазировали, как будет выглядеть группа еще через 20 лет?
— Я даже не знаю, что будет завтра. У нас есть огромное желание показать все, на что мы способны, но нет вообще никакого понимания о том, кем мы будем, спустя много лет, даже какими мы вернемся из текущего тура «ХХ лет». Каждый новый день что-то дает и что-то забирает. Есть очень много планов, желаний, но результат непредсказуем. Мы в пути, и нам очень нравится то, где мы сейчас находимся в глобальном смысле слова.