О «кухонных» атаках на коммунизм

Когда интернет-критики коммунизма пытаются теоретически обосновать свои позиции, в 99% случаев невольно возвращаются к пустым колбасным прилавкам, откуда обыкновенно и ведут свои кухонные атаки. Теоретическое начало антикоммунистической аргументации обычно выглядит следующим образом:

«Предположим завтра по мгновению волшебной палочки рыночная экономика возьмет вдруг да исчезнет. Уверяю вас, не только для нормальных граждан, успешно функционирующих в условиях рыночной экономики, но и мечтающих о возврате совка лузеров это будет ощущение фэйсом об тэйбл.
Т.е., приходите вы в магазин… А там ни …!!! Только хлеб, килька в томатном соусе и плавленый сырок «Дружба». А в магазинах одежды и обуви товары, в которых в гроб положить и то стыдно. Чо, забыли?.. Да лет двадцать- тридцать назад так оно и было. В Москве и Ленинграде не купить ничего было, не говорю уж о глубинке». (1)

В лучших традициях классической политэкономической робинзонады наши критики начинают всякое доказательство только с понятных для их житейского восприятия вещей — со страха перед пустыми прилавками. Абсурдность данной доказательной парадигмы заключается в том, что социализм, как хозяйственный строй, при равных основных условиях, всегда лучше обеспечивает всех тружеников товарами первой необходимости, чем любой, даже самый богатый, рыночный строй. А вся сверпопулиризированная мифология пустых прилавков социализма базируется на трех основаниях.

Во-первых, это действительно имевшие место факты продовольственных перебоев в перестроечную и предперестроечную пятилетку. Эти перебои имеют природу утверждения рыночных механизмов в социалистическом хозяйстве в форме различного рода дисбалансов — между производством средств производства и производством товаров потребления, между плановым началом ценообразования и ростом теневого товарооборота, между распределением в столицах и регионах СССР. Этот дисбаланс вызван поворотом в экономической политике СССР от коммунизма к рынку, который с разным успехом проводился в постсталинскую эпоху. Кроме того, на заре антикоммунистического переворота 90-х имели место факты прямой диверсии со стороны буржуазных сил в КПСС и Советах по недопуску товаров со складов в магазины. Это делалось в политических целях для подготовки к перевороту.

Во-вторых, это существенное отставание производственных отношений от производительных сил, которое, в данном случае, выражается в несоответствии установленного распределения и уровня культуры потребления. Распределение в рыночной экономике происходит путем товарного обмена. Распределение в плановой экономике происходит путем продуктораспределения в соответствии с принципом — каждому по труду. По своему существу данный принцип не коммунистический, но используется в переходном периоде к коммунизму. То есть деньги в СССР — это по сути талоны, выданные в качестве эквивалента затраченного рабочего времени средненеобходимого простого труда, с поправкой на социальные нужды и нужны общественного воспроизводства. При социализме нет прибыли, нет частного собственника накопления богатств — банков, биржи, корпораций, олигархов, королей и раньте. В СССР производственное потребление (потребление средств производства и сырья), было полностью под контролем государственных органов, отвечающих за планирование производства, т.е. было научно обусловлено и обосновано. А вот личное потребление государством регулировалось только в отношении планирования производства продуктов, поэтому часто становилось жертвой стихии несознательных масс.

Традиции потребления, которые возникли в рыночных условиях, носителями которых являлась несознательная, отсталая, но существенная часть трудящихся (в особенности в деревнях), диктуют потребителю бессистемную, безостановочную жажду накопления любых благ. К примеру, 6 мая 1963 года Президиум Верховного Совета РСФСР издал указ об ответственности за скармливание скоту и птице хлеба и других хлебопродуктов и соответствующее дополнение уголовного кодекса. Вывод из этого следующий. Хлебопродукты, производство которых приближалось к изобилию, массово потреблялись неестественным путем. То есть потребители создавали искусственный ажиотаж вне зависимости от количества доступного продукта, в целях бессмысленного накопления и несвойственного способа потребления.

В-третьих, суждения о пустых полках делаются крайне субъективно, исключительно с точки зрения потребительского отношения конкретной личности. Без учета того, что социализм гарантирует равный доступ к удовлетворению основных потребностей всех трудящихся членов общества. Причем потребности научно обоснованы и научно ранжированы на первичные — жилище, питание, медицина, образование, защита ребенка и материнства, защита общественной собственности и социалистического строя, и вторичные — вкусовое разнообразие предметов личного потребления, досуг, отдых, коммунальный комфорт, развитие художественных вкусов, навыков и т.д.
Таким образом, если оставаться на почве фактов, а не лжи, эмоций и передергиваний, социалистический строй из-за более эффективной плановой научной организации производства и отсутствия частной собственности на прибавочный продукт, всегда лучше удовлетворяет личные потребности человека при равных условиях с капитализмом. В развитых империалистических странах граждане живут относительно богато, только за счет эксплуатации других народов, войн, разорений и международной кредитной политики своего бандитского правительства.

Дальнейшая колбасная экономическая теория наших критиков выглядит примерно следующим образом:

«Значецца так. Еще раз для малограмотных и бездельников. Рыночная экономика это процесс удовлетворения одними физическими и юридическими лицами потребностей других физических и юридических лиц в необходимых им товарах и услугах. Пивоваренный завод варит пиво, колбасный делает колбасу, за свой продукт они получают всеобщий эквивалент деньги (а не меняют пиво непосредственно на колбасу. или топоры, или овец, читай «Капитал» Карла Маркса), на те деньги работники пивзавода покупают в магазине колбасу, а колбасного завода пиво.

Поскольку пиво и колбаса продукты пользующиеся высоким потребительским спросом, производят каждый из этих продуктов достаточно много предприятий даже на территории одного региона. И между производителями однотипной продукции возникает конкуренция за потребителя.
Я приношу грамотным читателям свои извинения за изложение прописных истин, просто мой личный опыт свидетельствует, что многие безграмотные ленивые сограждане их не понимают.

Для того, чтобы выиграть борьбу с конкурентом за потребителя рыночные производители придумывают новые сорта пив и колбасы, вешают на них яркие этикетки, дают заказы рекламным и маркетинговым фирмам на продвижение своих товаров, создают отделы продаж, в которых манагеры по продажам работают большей частью за процент от заключенных сделок и получают порой куда больше, чем работники непосредственно на производстве. По простой причине. На производство взять с улицы работника и обучить его куда проще, чем найти хорошего манагера по продажам».

Воинствующее невежество автора этих строк — это нормальное следствие культуры его мышления. Это описание рыночной экономики, произведенное житейским мировоззрением. А ненависть к социализму обусловлена мелкобуржуазной психологией. Допустим, что читатель поверил нашему критику. Предлагаю тогда читателю ответить на ряд вопросов. Если рыночная экономика это процесс удовлетворения потребностей, то почему потребление пищи — это не рыночная экономика? Если целью рыночной экономики является удовлетворение потребностей, почему целью производства является прибыль и продажа товара, за которой совсем не обязательно следует потребление? Почему конкуренция должна заканчиваться расширением ассортимента, а, к примеру, не ценовым сговором, уничтожением конкурентов и монополией или обманом потребителя, когда под другим названием и упаковкой продается такой же по качеству продукт? Откуда, наконец, появляется каждодневно растущий капитал?

В основе капитализма лежит частная собственность и товарное производство. Иными словами определенные лица владеют особого рода благами без которых немыслимо производство всех благ, по возрастающей сложности — земля, станки, конвейеры, транспортная, энергетическая, инфраструктура и другие средства и предметы труда. Собственность ведет к господству этой группы лиц, в случае с капитализмом, путем найма рабочей силы, то есть посредством товарного (неэквивалентного) обмена способности к труду на деньги — универсальный стоимостной эквивалент всех товаров. Рабочий вынужден работать за деньги, на которые он будет всегда только выживать и беднеть в отношении нанимателя, потому что последний узурпировал самое ценное в обществе — производство благ.

Эта группа собственников активно защищает свое право собственности с помощью постоянно действующего аппарата насилия — государства. Эта группа собственников активно защищает свое право собственности с помощью духовного, идеологического обслуживания общественного строя такими институтами как научная кафедра, церковь, СМИ, образование, семья и традиции. Конкуренция — это персонально-общественное выражение частной собственности, суть которой в ограждении и защите от других членов общества богатств, которые позволяют производить богатства. Борьба всех против всех — капиталистов между собой, рабочих с капиталистами, рабочих между собой — это продукт собственности, то есть продукт ограничения и узурпации богатств одними против других. Конкуренция постоянно перерастает в монополию, борьбу монополий и снова в конкуренцию. Монопольное самоотрицание конкуренции это вечное движение частнособственнической борьбы. Однако, классический капитализм в XX веке перерос в империализм — высшую стадию капитализма. Но суть капитализма не изменилась, только усугубились противоречия и изменились формы господства буржуазии. Империализм, как и монополия, в кризисных ситуациях быстро разрушается до классического капитализма, а затем снова с развитием и ростом, перерастает в империализм. Это нормальное движение и борьба частной собственности на глобальном уровне.

Кухонная теория критики коммунизма обязательно воспроизводит классическую либерально-либертарианскую критику государства. С точки зрения обывателя, отсутствует всякая разница между буржуазным и социалистическим государством, так как для мелкобуржуазной психологии любая власть, кроме своей, крайне враждебна. Поэтому критик выдает тирады о коррупции и необходимости защиты от государства. Коррупция, на первый взгляд — это недобросоветсность людей, принимающих решение. Но такое понимание не марксистское, а значит глубоко ошибочное.

Коррупция — это частный случай проведения экономических интересов с нарушением установленных законов. Буржуазные законы принимаются, в первую очередь, с целью проведения экономических интересов отряда буржуазии, который контролирует государственную власть. Поэтому в зависимости от мощи государственной власти этого отряда буржуазии обеспечивается подчиняемость властного аппарата.

В 1990-е годы, в период классического капитализма и первоначального накопления капитала (путем приватизации и уничтожении социалистического богатства) российское буржуазное государство находилось под давлением американского и европейского империализма, поэтому представляло собой контроль компрадорской буржуазии над командными высотами в экономике, а в остальном аппарат государства был коммерческой площадкой для покупки мер государственного принуждения в форме насилия, либо покровительства. То есть коммерсант, бандит, «новый русский» покупали государственные функции напрямую на том уровне, где бандитствовали (вели бизнес). Это период сверхкоррупции.

В начале 2000-х гг. конкуренция выделила в стране сильнейшую группу буржуазии, которая подчинила себе государственную собственность и объединила вокруг себя олигархию против иностранного капитала. Постепенно сложился российский империализм. Были проведены государственные реформы и выстроена так называемая «вертикаль власти». Коррупция обмельчала и переместилась на уровень государственного управления. Но суть остается та же — либо официально, через законы и учреждения, лоббизм и корпорации буржуазия будет функционально подчинять себе аппарат государства, либо через прямой подкуп должностных лиц. Суть одна и та же — это проявление товарно-денежных отношений в функциональной роли общественного управления и подчинения, которая при капитализме сводится к защите собственности.

Поэтому в буржуазной стране коррупция — это преступление, грань которого очень тонко прочерчена в отношении господства отряда буржуазии, контролирующего государственную власть. Почему принятие решений в интересах конкретного лица вследствие подкупа чиновника — это преступление, а принятие решения в интересах конкретного лица вследствие решений правительства, президента или парламента — это легитимно? Ведь все это по сути однородные вещи.

Коррупция в социалистическом государстве — это преступление против общества трудящихся, так как экономические интересы конкретного лица проводятся в ущерб экономическим интересам всех остальных. Потому только при социализме возможна эффективная борьба с коррупцией и, в конечном счете, ее искоренение.

И. Грано

Источник: compaper.info