«Пасхальными песнопениями история не кончится»
Организаторы и участники «Снежной революции» о третьей годовщине Болотной
Три года назад, 10 декабря 2011-го, состоялся массовый митинг оппозиции под лозунгами «За честные выборы» на Болотной площади в Москве. Тогда казалось, что протестное движение впервые за долгое время смогло повлиять на политическую жизнь в России. Лидеры оппозиции обсуждали, нужно ли без всяких согласований собраться на площади Революции в двух шагах от Госдумы и ЦИК — или лучше ограничиться мирным митингом на Болотной площади в стороне от Кремля. В итоге победил второй вариант.
Однако активность «креативного класса», которая привела к «медведевской оттепели» (возвращению прямых выборов губернаторов, упрощению процедуры регистрации партий), быстро сошла на нет. После беспорядков 6 мая 2012-го на Болотной площади оппозиция фактически была разгромлена: лидеры протестов находятся под домашним арестом, в результате «болотного дела» в заключении оказались 13 человек. Специальный корреспондент «Медузы» Илья Азар поговорил с организаторами и активными участниками несостоявшейся «Снежной революции» — о смысле акций зимы 2011–2012 годов, целесообразности мирных протестов и о том, когда и какими будут новые массовые протестные выступления.
Вопросы:
1. Был ли вообще смысл выходить на Болотную площадь и проспект Сахарова зимой 2011–2012 года, учитывая дальнейший разгром оппозиции? Что те протесты дали российскому обществу?
2. Не лучше ли все-таки было 10 декабря 2011-го идти на площадь Революции и в сторону ЦИК? Оправдала ли себя тактика мирного протеста?
3. Изменилось ли ваше отношение к Владимиру Путину и его системе за эти годы, особенно после присоединения Крыма?
4. Возможно ли в обозримом будущем повторение протестов на Болотной площади? Будут они мирными и либеральными или предстоит беспощадный бунт?
Ответы:
Сергей Алексашенко, Мария Баронова, Ярослав Белоусов, Антон Долин, Олег Кашин, Даниил Константинов, Сергей Пархоменко, Владимир Рыжков, Алексей Сахнин, Юрий Сапрыкин, Константин Янкаускас, Илья Яшин
Сергей Алексашенко. Фото: Александр Щербак / Коммерсантъ
Сергей Алексашенко, экономист
В декабре 2011 года — директор по макроэкономическим исследованиям ВШЭ, член совета директоров ОАО «Аэрофлот», председатель совета директоров ОАО «Объединенная зерновая компания».
В декабре 2014 года — живет в США
1. Да. Делай, что должен, и пусть будет, что будет. Протест Болотной показал всему миру, что далеко не все в нашей стране готовы променять совесть на колбасу.
2. Не думаю, что кто-то был готов к немирному протесту. Сила Болотной была в make peace, not war. Тактика Ганди привела к победе. Силовой протест в России жестоко бы подавили с большими жертвами.
3. Нет. Он для меня понятен и по-своему логичен. Он идет в русле мышления авторитарного лидера, делая то, что вполне понятно. Его система стала более циничной, мелко-мстительной и продажной. А потому — абсолютно неустойчивой.
4. Да. Эти события обязательно повторятся. Они начнутся как мирные, а дальнейшее будет зависеть от действий власти. Если она начнет стрелять, как в Киеве, то весьма вероятно получит обратку.
Мария Баронова. Фото: Евгений Фельдман
Мария Баронова, общественный деятель
В декабре 2011 года — менеджер по продажам лабораторного оборудования
В декабре 2014 года — координатор правозащитной программы фонда «Открытая Россия»
1. Тут как с сусликом: «Видишь смысл? Нет? А он есть». Самонадеянным людям, в том числе и совсем обычным — вроде меня, показали, на что они способны и как мало они могут. В то же время, тем же самым людям — вроде меня, которые вообще впервые занялись тогда какой-то общественной и гражданской деятельностью, рассказали, что они могут гораздо больше, чем думали про себя до этого. Для большого числа представителей первого послесоветского поколения это было нечто принципиально новое. И смысла в тех событиях, которые, по сути, уместились в полгода, было больше, чем во всей первой декаде XXI века.
Тем более, тогда произошел разгром не только оппозиции, но и представления о том, что возможно жить в обществе, где свобода меняются на колбасу, а истеблишмент создает социальное государство для себя и показывает всем остальным суровую руку капитализма. Только без медицины даже для тех, у кого есть деньги. Так что тот факт, что с тех пор многие люди стали жить чуть честнее, чем жили прежде — это же уже весьма серьезный такой смысл. Протесты дали бесценный жизненный опыт и знания о том, кто чего стоит. Новое поколение людей, готовых заниматься не постановочной публичной политикой. Пока таких людей мало, но будет больше.
2. И вот, я дожила до 97 лет, отмечается 70-я годовщина 10 декабря, и тут мне журналист Илья Азар задает вопрос: «Мария, а не лучше ли было идти на площадь Революции?» Хочу дожить до этого момента. Все к этому идет. Конечно, было бы лучше идти на площадь Революции. Конечно, точно получилось бы не так, как было. Конечно, очень жалко, что тогда люди, собравшиеся в историческом чатике ряда либеральных журналистов и активистов, не поверили в то, что протест уже не только их, но и людей, которые вообще раньше никогда не выходили ни на какие площади. Никто никому не продавался — просто иногда люди ошибаются или боятся.
Многие из тех, кто вышел 5 и 6 декабря на Чистые пруды и Триумфальную площадь хотели идти именно на площадь Революции. И это была совсем другая демография. Те люди вернулись в Россию во времена «медведевской оттепели» из-за честного и наивного желания жить в России и работать на ее благо. С тех пор многие опять уехали и уже не видят перспектив своего возвращения. Тактика мирного протеста себя не оправдала. Все равно людей превратили в бунтовщиков и посадили. 13 человек по «болотному делу» находятся в заключении, и когда я говорю эту цифру, многие даже не верят в это.
3. Не изменилось никак.
4. Думаю, что возможно, но тут вопрос в том, что считать обозримым будущим. Если полгода-год, то вряд ли. Те люди, которые выходили в декабре 2011 года, выходили не на социальный, а скорее на философский протест. Политическим его назвать не получается, лидеров-то там в реальности не было. Тогда у этих людей было все достаточно благополучно. Остальные, как было модно говорить месяца два назад, 84% не очень понимали, к чему все эти «болотные протесты». Людям казалось, что кучка москвичей и еще меньшая кучка питерцев «с жиру бесятся». Теперь наиболее активная часть общества изо всех сил держится за былые остатки благополучия и потому точно никуда не выйдет. Многие вообще уезжают. А чтобы остальные дошли до того, чтобы начать массовые социальные протесты, сыр должен отсутствовать в холодильнике не пару дней, а пару лет. А потом еще несколько лет для осознания, что все пошло совсем не так и не туда.
Есть и другой сценарий. Сейчас все опять придет в некое подобие нормы, люди будут жить хоть и в напряжении, но в минимальном достатке. Только вот через некоторое время поколение последних советских и первых постсоветских детей начнет стареть, а рабочие места для них и хоть какое-то подобие социальных лифтов появляться не будут. Тут-то и начнется самое интересное.
Ярослав Белоусов. Фото: Евгений Фельдман
Ярослав Белоусов, студент
В декабре 2011 года — учился на факультете политологии МГУ, был активистом национал-демократического движения «Русский гражданский союз»
В декабре 2014 — вышел на свободу после двух лет и трех месяцев в заключении по «болотному делу»; написал книгу про 6 мая 2012-го и последовавшие события
1. Смысл в протесте, несомненно, был. Спусковым крючком тогда стали неоднозначные результаты выборов в Госдуму VI созыва. Была продемонстрирована возможность создания коалиции разных, порой противоположных политических сил. Но лидеры Болотной так и не смогли агрегировать протестную энергию, перевести ее в иное качество, чтобы заручиться поддержкой не только столичных политизированных групп, но и населения российской провинции.
2. Лидеры либеральной оппозиции тогда находились в эйфории — ранее до этого их массовые акции не имели такой популярности, но были сигналы от верхов, что возможна поддержка в их начинаниях. Позже выяснилось, что во власть их никто не пригласит. Несомненно, отход от мирных форм протеста не сулит для отечественных оппозиционеров ничего хорошего. Даже события 6 мая 2012 года, когда лидеры понимали, что происходящее — провокация, и, тем не менее, повелись на нее, привели к тому, что большое количество граждан отказались от участия в протестном движении.
3. Я понимаю, что Путин вынужден лавировать между различными элитными группами и проводить политику, которая понемногу устраивала бы всех. Мне кажется, что с его кредитом доверия можно проводить более решительный курс в целях смены экономической модели развития и построения национального государства. Сложно сказать, почему он этого не делает — для этого надо знать больше, чем-то, что нам известно сейчас.
4. От протестов никто не застрахован, тем более в условиях масштабного социального расслоения и укоренившейся коррупции. Но если и произойдет некий выплеск недовольства на улицы российских городов, то он вряд ли приобретет черты карнавальных митингов и шествий 2011–2012 годов. Обеспечить более чистую процедуру выборов, избегая грубых фальсификаций и опираясь на разрешительно-запретительный механизм Минюста, значительно проще, чем решить комплекс задач в сферах экономики и госуправления. Поэтому, скорее всего, протест будет, но с новым набором лидеров и с другой социальной структурой участников. Другое дело, что для силовой версии, аналогичной той, что была на киевском Майдане, в России нет ни условий, ни предпосылок.
Антон Долин (слева). Фото: Илья Овчинников / Facebook
Антон Долин, кинокритик
В декабре 2011 — работал на «Маяке» и «Вести. FM»
В декабре 2014 — работает там же, но еще в «Афише-Воздух» и передаче «Вечерний Ургант»
1. Разгром так называемой оппозиции — начиная с уничтожения независимых СМИ — планомерно велся властями с самого начала правления Путина. Если после первых массовых протестных акций прессинг и усилился, это можно расценивать исключительно как хороший знак: значит, власть взволновалась и даже перепугалась, сочла необходимым действовать в ответ. Даже чудовищное по несправедливости «болотное дело», как и дело Pussy Riot, важны как саморазоблачительные действия режима, готового наказывать не за преступление, а за инакомыслие.
Протесты дали, прежде всего, осознание того, что общество в России не делится на согласных и индифферентных, что в нем есть изрядная часть недовольных и несогласных, готовых на многое ради того, чтобы свое недовольство высказать вслух. Некоторые делали это даже под угрозой тюрьмы. Люди увидели друг друга, поняли, что не одиноки. Преодоление чувства одиночества — крайне важный эффект, пусть он будет всего лишь психотерапевтическим, а не, скажем так, политическим.
2. Возможно, лучше. Однако история не знает сослагательного наклонения, и мы не знаем, чем закончилось бы дело в случае протеста более агрессивного и непримиримого.
3. Не изменилось. Путин и его система под любыми масками — будь то игрушечный медведевский либерализм или теперешняя псевдоимперская риторика — преследуют и всегда преследовали одни и те же цели: обогащения и удержания власти любой ценой, а также подавления несогласных и усиления лояльных силовых структур при решении этой задачи.
4. Я не способен делать такие предсказания, лучше и не браться. К любому мирному протесту непременно присоединюсь: я верю в возможность бескровных революций, их в истории было не так уж мало. Брать оружие в руки и убивать ради смены власти — вряд ли. Скорее уж, умирать. С этим проще.
Олег Кашин читает послание Навального, 10 декабря 2011 года. Фото: Митя Алешковский / Facebook
Олег Кашин, журналист
В декабре 2011 года — специальный корреспондент газеты «Коммерсант»
В декабре 2014 года — живет в Швейцарии, ведет сайт Kashin.guru, пишет колонки для нескольких изданий
1. Те протесты дали обществу, по крайней мере, бесценный опыт. Я бы сравнил это с концовкой фильма «Утомленные солнцем». Комдив Котов едет в тюрьму с чекистами, но как бы сам. Добровольно, улыбается, болтает — такая дружеская поездка. А дернулся — и уже как бы едет не сам, сидит с окровавленным лицом и плачет. На самом же деле ничего ведь не изменилось, они как ехали в тюрьму, так и продолжают ехать, да и лицо жалко, но, с другой стороны, уже не надо делать вид, что ты просто едешь с друзьями и что тебе весело. Это жутко звучит, но, по-моему, так лучше.
2. Чтобы оценить успех любого действия, надо понимать, чего мы хотели? Чтобы власть нас услышала? Это как любимый лозунг Рината Ахметова — «услышать голос Донбасса». То, что там сейчас происходит, оно же как раз с этого лозунга начиналось. Вот, голос услышан, все довольны? Формальным требованием декабрьских митингов был пересчет голосов на выборах в Госдуму, то есть добиться нескольких дополнительных мандатов для КПРФ, ЛДПР и «Справедливой России». Но ведь явно же не это было целью людей, выходивших на площадь, так?
Я думаю, что и среди лидеров, и просто среди митингующих было гораздо меньше людей, желавших смены режима, чем принято считать. Я даже по поводу самого себя не уверен, что я по-настоящему чего-то хотел, кроме «мирного протеста». А если сам не понимаешь, чего хочешь, можно ли говорить о том, что тактика себя оправдала или нет?
3. Я, в отличие от большинства своих коллег по оргкомитету Болотной, Координационному совету [оппозиции], вообще считаю, что система, которую мы называем путинской, старше Путина. Я уверен, что она сформировалась еще в 1990-е, и Путин — это просто такая новая маркетинговая служба, которая ориентируется на новые запросы потребителя. Крым, очевидно, был одним из таких запросов, я и сам с детства мечтал о возвращении Крыма, но не думаю, что это как-то должно влиять на отношение к системе и лично к Путину.
4. В принципе, мирный либеральный бунт можно устраивать хоть каждую неделю, все уже убедились, что он для власти ничем не опасен, а с точки зрения выпускания пара или даже выявления внутренних врагов в Кремле вполне полезен — можно вспомнить даже прошлогоднюю кампанию по выборам мэра Москвы. А беспощадный бунт мы видели на Украине, и тут несложно сравнить возможности украинцев с нашими. Нелояльный президенту парламент, сильные независимые СМИ, сильные радикальные оппозиционные организации и главное — общенациональная мечта, на пути которой, к своему несчастью, встал президент Янукович. Мы видим, что ни одного из этих условий в России сегодня нет.
Даниил Константинов на заседании Чертановского районного суда, 26 декабря 2013 года. Фото: Петр Кассин / Коммерсантъ
Даниил Константинов, политик
В декабре 2011 года — лидер националистического движения «Лига обороны Москвы»
В декабре 2014 года — после длительного судебного процесса осенью приговорен к трем годам колонии и амнистирован; живет в Таиланде
1. Гражданское общество в России показало, что оно существует и может активно отстаивать свои интересы. Больше того, в результате «болотных протестов» появилась объединенная оппозиция — вещь невиданная со времен начала 1990-х годов. Это многого стоит. Правда, сейчас ее уже нет, но это уже другая история.
Разгром оппозиции был закономерным явлением. Так и происходит контрреволюция, когда власть имущие, оправившись от первого шока и напора оппозиции, переходят в контрнаступление. Учитывая, что оппозиции не хватило сил реально изменить ситуацию в стране, этого можно было ожидать.
2. 10 декабря 2011 года можно было бы выйти на площадь Революции и в сторону ЦИК только в случае готовности оппозиции к радикальным действиям. Есть определенный сценарий мирного перехвата власти, обкатанный в нескольких странах в ходе «цветных революций». Блокирование административных зданий, непрекращающийся митинг на центральной площади города, мирный захват парламента и так далее. В тот момент никто из лидеров оппозиции был не готов к такому сценарию. Не готовы были и принимавшие участие в акциях протеста «рассерженные горожане». Они не хотели никаких эксцессов, и их вполне устраивали белые ленточки и шарики, веселая, праздничная атмосфера.
Невозможно было заставить людей идти на жесткие меры, прорывать оцепление, блокировать здания или, тем более, штурмовать их. А просто стоять у ЦИК или возле Госдумы было бессмысленно. Какая разница, где стоять, если собираешься разойтись вовремя, по бумажке, выданной мэрией?
3. Мое отношение к Путину не изменилось. Я отношусь к нему спокойно. Я не согласен с его внутренней политикой в области сворачивания гражданских прав и свобод, ликвидации политической конкуренции, подавления оппозиции. И внешняя политика здесь вряд ли поможет. Но надо понимать, что не в Путине дело. Так работает система! Не будет Путина, значит будет Дутин или Крутин, Шойгу или Рогозин. Какая разница?
4. Я думаю, что повторение протестов не просто возможно, а весьма вероятно, учитывая экономический кризис и атмосферу истерии, раздутую в обществе. Но это будут уже не «болотные протесты». Слишком велик накал страстей. Истерия, раздуваемая властями, может сыграть с ними злую шутку. Общество расколото, все чаще встречаются случаи реального насилия на политической почве. Люди обозлены и будут обозляться все больше. Падение рубля приводит к обнищанию населения. Все это, в конечном итоге, отразится на общественном настроении и может вылиться в неконтролируемые, насильственные протесты. Но я не чувствую никакой радости по этому поводу. Очень не хочется, чтобы Россия окунулась в кровавую вакханалию.
Сергей Пархоменко. Фото: Евгений Фельдман
Сергей Пархоменко, журналист
В декабре 2011 года — главный редактор журнала «Вокруг света»
В декабре 2014 года — сооснователь проекта «Диссернет», один из инициаторов проекта «Последний адрес», ведущий программы на «Эхе Москвы»
1. Смысл был, и лично для меня этот смысл становится все более ясен сегодня. Разумеется, никакого «дальнейшего разгрома» я не вижу. Есть репрессии: подлые и бесчеловечные. Странно было бы думать, что как-нибудь пронесет, обойдется без них.
Массовые протесты зимы и весны 2011–2012 года имели огромное значение для становления самосознания современного российского общества. Они продемонстрировали, что пресловутый молчаливый «пакт» путинского режима с населением страны по формуле «сытость в обмен на невмешательство, равнодушие и безответственность», — постепенно перестает работать. В сущности, как раз тогда надломилась вся конструкция тихого тоталитаризма, на которой правящая в России группировка рассчитывала прожить еще долгие десятилетия. Путину пришлось спешно обновлять свою политическую команду и изобретать формулу нового пакта: им стал навязанный России договор «круговая оборона в обмен на слепую покорность». Эта схема оказалась совершенно нежизнеспособна, и тот крах системы, который мы наблюдаем сегодня, — прямое следствие подъема гражданского движения три года назад.
2. Память у людей вокруг — ужасно слабая. Прямо дырявая какая-то. Отчего-то все вокруг забыли то, чем тогда, три года назад были так довольны. В результате сложных переговоров в московской Мэрии удалось добиться уникального результата: за протестными акциями 10 декабря были закреплены обе площадки — и площадь Революции, и Болотная площадь. Плюс были получены гарантии того, что полиция не будет препятствовать свободному перемещению людей между ними. Ни до, ни после этого случая вынудить чиновников на такие условия не удавалось.
Соотношение оказалось примерно 200 к одному в пользу Болотной площади. Вот тогда-то всем, у кого были глаза и уши, а внутри головы — мозги, стало отчетливо понятно: никакие «массы» никто никуда никогда «водить» не сможет. Люди идут так, тогда и туда — как, когда и куда считают нужным. Они никому не «принадлежат». Протестное движение — это движение свободных и осознающих свою волю людей, а не толпа бессмысленных марионеток в ожидании упоенного своей властью кукловода.
3. Нисколько не изменилось. Я впервые смог разглядеть этого персонажа вблизи еще 15 лет назад. С тех пор я точно знаю, что он полный комплексов лицемер, лжец и позер. Цепь случайностей сделала из него бессовестного и бесчеловечного диктатора. Трусость и алчность людей вокруг помогла ему укрепиться во власти. Очень жаль времени, которое страна бездарно и бессмысленно потеряла.
4. В истории не бывает никакого «повторения». Так что бессмысленно в очередной раз готовится к минувшей войне. Все еще будет. И все будет не так, как мы ожидаем. Протестному движению в России, несомненно, предстоит нарастать. На разных площадях, улицах и переулках. Вполне вероятно, что протестное движение будет мирным, но беспощадным: киевский Майдан был, между прочим, именно таким. А несколько десятилетий назад именно такими были народные движения в странах Восточной Европы — мирными, но беспощадными. Так что мне странно видеть это противопоставление.
Точно так же я совсем не понимаю, откуда взялось это «или» между понятиями «либеральный» и «бунт». Зачем сравнивать твердое и зеленое? Бывает либеральный бунт, бывает нелиберальный бунт, бывает либеральный не бунт, бывает не бунт и не либеральный… Всякое бывает. Подождем. Теперь скоро.
Владимир Рыжков. Фото: Евгений Фельдман
Владимир Рыжков, политик
В декабре 2011 года — председатель незарегистрированной Республиканской партии, ведущий митингов 10 и 24 декабря
В декабре 2014 года — после ухода из партии «РПР-Парнас» из-за конфликта с Борисом Немцовым и Михаилом Касьяновым — независимый политик и публицист
1. Когда люди выходили на улицы и площади зимой 2011–2012 годов, они не знали и не могли знать ни о каком будущем «разгроме оппозиции». Власти были растеряны и напуганы — я сам видел это. Организаторы протестов находились в эйфории, но не смогли договориться внутри себя о стратегии развития протестов и о стратегии достижения результатов. Неудачи оппозиции стали не только следствием действий и репрессий со стороны властей, но и непреодолимых разногласий среди самих организаторов протестов о целях и методах движения.
Массовый протест показал властям и самому обществу, что под зонтиком нефтяного благополучия 2000-х накопились острейшие социальные, политические и экономические проблемы. Главная из них — нелегитимность власти и ее растущая неэффективность, некомпетентность. Эту некомпетентность и эти системные проблемы мы видим и сегодня, в год украинского кризиса и кризиса экономики. Так как системные проблемы страны три года спустя после протестов не только не начали решаться, но, напротив, быстро обостряются, то требования Болотной становятся сегодня еще более актуальными.
2. Перенос места проведения митинга с площади Революции на Болотную площадь 10 декабря 2011 года носил технический, а не политический характер. Даже Болотная не вместила всех, кто пришел. То, что народ якобы хотел и готов был в тот день захватить Кремль и что у страны «украли революцию», — не более чем больные фантазии Лимонова и ему подобных радикалов. Тогда на улицу вышел средний класс, настроенный на мирные перемены, на эволюцию, а не на революцию. В те дни протест мог быть только мирным.
3. Мое отношение к политике Путина после возвращения в Кремль ухудшилось, хотя и раньше было крайне негативным. Считаю его политику, как внутреннюю, как социально-экономическую, так и внешнюю, в целом, ошибочной, не только не решающей, но даже усугубляющей среднесрочные и долгосрочные перспективы России. Более того, продолжение этой политики приведет к дальнейшему экономическому отставанию и ослаблению России, дальнейшему ухудшению ее международных позиций, не исключено, что даже к потрясениям и развалу страны, если не начнутся необходимые системные политические, социальные и экономические реформы.
4. Протестные настроения в народе никуда не ушли. Они остаются и даже растут. Особенностью ближайшего времени будет рост социального недовольства. Если оппозиция сможет соединить социальные требования с политическими, то уличные протесты могут вновь принять массовый характер, уже в 2015 году. Надеюсь, что Россия сможет изменить себя мирным путем, без крови и бунтов, в которых лично я не вижу ничего хорошего или полезного.
Алексей Сахнин. Фото: http://leftpenza.ru/
Алексей Сахнин, политик
В декабре 2011 года — координатор «Левого фронта»
В декабре 2014 года — координатор «Левого фронта», живет в Швеции, где получил политическое убежище из-за «болотного дела»
1. Массовое движение 2011–2012 годов — это была первая за многие годы попытка общества сформулировать альтернативу политическому истеблишменту. Очень наивная попытка выстроить проект «общественного договора» не со стороны бюрократии и большого бизнеса, а со стороны народа. В этом смысле это очень ценный опыт.
Для нас, левых, с самого начала было очевидно, что рано или поздно это движение проиграет. Даже не потому, что его оппоненты — власть, олигархия — сильнее, а потому что у протестного движения не было внятной программы перемен. Как можно победить, если вы даже не знаете, что считать победой?
Но это движение положило конец насквозь фальшивому спектаклю путинской «стабильности». «Болотное движение» продемонстрировало коллапс имитационной политической модели, выстроенной в предыдущие годы. Оно показало, что перемены сверху в России невозможны, а значит все эксперименты на тему нового Медведева, Прохорова лишены практического смысла. Оно показало, что массовый протест является весьма серьезной силой и выдвинуло целую плеяду лидеров, создало новую активистскую среду, которая будет оказывать определяющее воздействие на нашу политическую жизнь еще целую эпоху.
2. Конечно, 10 декабря было лучше идти на площадь Революции. Кстати, мы в «Левом фронте» так и поступили. Если бы все 100 тысяч демонстрантов сделали бы то же самое, это бы сильно сэкономило время. Мы уже 10 декабря имели ситуацию жесткого противостояния между массовым движением и коррумпированным, авторитарным режимом. Проблема в том, что наше движение дозрело до этого тогда, когда власть уже оправилась от испуга, консолидировала истеблишмент и была готова перейти в наступление. Но этой ошибкой мы обязаны собственному инфантилизму, отсутствию политического опыта и конформистской публичной сфере. Иллюзии, что «люди с мозгами» типа Пархоменко, Навального, Собчак или Кудрина смогут все сделать за нас самих, стоила нам поражения.
Другое дело, что попытка игнорировать социальный опыт народа, попытка противопоставить массовому движению «моральные максимы» диссидентского меньшинства, как сделал Лимонов, была только истерическим жестом. Лимоновцев даже полиция не арестовывала. Кому интересны хипстеры, застывшие в немой сцене в никому не интересном флешмобе?
3. Я, как человек левых взглядов, никогда не фетишизировал Путина. Наш президент — просто дежурная фигура в той социальной конструкции, которая была создана в 1990-е. Что аннексия Крыма добавила к выстроенной за 20 предыдущих лет конструкции олигархического авторитарного капитализма? Как была Россия полуколониальной сырьевой диктатурой, так ей и осталась. Одним полуостровом больше, одним меньше, сути дела не меняет.
4. В будущем повторение массовых протестов не только возможно, но и неизбежно. Вопрос в том, как и кем эти протесты будут организованы. Либеральным это движение не будет ни при каких условиях. Даже на Болотной либерализм оказался не способен захватить доминирование.
Это будет либо черносотенная погромная и полностью манипулируемая олигархией истерика вроде Майдана, или антиолигархическое левое движение, сочетающее демократическую и социальную повестку. Если пойдем по украинскому пути, то уничтожение памятников, дискриминация оппонентов и гражданская война будут неизбежны. Но наверняка бунт будет беспощадным. Он камня на камне не оставит от имитационной постсоветской государственности.
Юрий Сапрыкин на одиночном пикете у Государственной Думы против введения уголовной ответственности за клевету, 13 июля 2012. Фото: Куцылло Константин / PhotoXPress
Юрий Сапрыкин, журналист
В декабре 2011 года — шеф-редактор компании «Афиша-Рамблер»
В декабре 2014 года — сотрудник консалтингового агентства «Ценципер»
1. Был ли смысл жить, учитывая, что потом умрешь? Обществу эти протесты дали разное: одним — образ врага, на ненависти к которому можно строить всю внутреннюю политику, другим — серьезную психологическую травму, третьим — срок по Болотному делу. Что не отменяет тех принципов, ради которых люди выходили на площадь, и той страсти, которая тогда в этот выход вкладывалась.
2. Сейчас кажется, что лучше было оставаться на площади Революции — тогда это было не так очевидно. И потом, это сейчас все выглядит так, будто площадь Революции — это ответ на все вопросы; на самом деле, это уравнение, у которого могло быть множество решений. Я до сих пор не знаю, на что это было бы больше похоже — на кадр из фильма «Ленин в Октябре» или на давку в метро у неработающего эскалатора: в принципе, закрыть все ближайшие станции метро и перекрыть все подходы к площади было проще простого. В любом случае — это тяжелый вопрос, на который нет простого ответа, и с этим придется и дальше жить.
3. Изменились Путин и система. То, что составляет ее главное содержание сегодня — особый путь, духовные скрепы, поиски сакральности, милитаризм и непримиримая конфронтация с Западом — все это оформилось уже после (если не вследствие) Болотной.
4. Я бы не сказал, что те протесты были такими уж безусловно либеральными. В них было вовлечено много разнонаправленных сил, может быть, вся проблема в том, что у них так и не нашлось никакого объединяющего вектора. А на вопрос, возможно ли повторение Болотной, я ответил бы так — «мир устроен так, что все возможно в нем, но после ничего исправить нельзя».
Константин Янкаускас, 30 мая 2012 года. Фото: Елена Ростунова / Facebook
Константин Янкаускас, муниципальный депутат
В декабре 2011 года — сопредседатель московского отделения «Солидарности»
В декабре 2014 года — соучредитель «Партии 5 декабря», находится под домашним арестом по делу о «Яндекс-кошельке Навального»
Ответы Константина Янкаускаса переданы «Медузе» его женой
1. Конечно, выходить на Болотную и Сахарова было нужно. Сами эти митинги никак не предопределяли последующие репрессии в отношении оппозиции и гражданского общества. Акции «За честные выборы» качественно изменили общественные настроения, на порядок увеличили число политических и гражданских активистов. После Болотной-Сахарова произошел всплеск гражданской активности на местах: появилось много локальных и тематических инициатив, окончательно сформировались наблюдательские структуры, вокруг независимых муниципальных депутатов сформировались местные сообщества. Наконец, появились пусть и до сих пор не зарегистрированные, но реальные политические партии — «Партия Прогресса» и «5 декабря».
2. 10 декабря было лучше проводить мирный митинг на площади Революции. У представителей «оргкомитета» были все возможности, чтобы принудить мэрию к проведению митинга именно в этом месте. Была инициатива, которая после переноса акции на Болотную была потеряна.
А вот организованных структур, способных противостоять силовому разгону акции, как на Майдане, зимой 2011 года не было. Поэтому ни о каком походе на ЦИК не могло быть и речи.
3. У меня и так отношение к Путину было на единицу по десятибальной шкале. Конечно, злобы в отношении него и режима в целом стало еще больше из-за репрессий, которые осуществлялись именно под шумок присоединения Крыма. 2014 год стал годом несвободы — были два приговора по «болотному делу», приговор Удальцову-Развозжаеву, домашний арест Навального, дело о краденном плакате, наше дело о «Яндекс-кошельках». Украинцы Сенцов и Савченко оказались заложниками путинского режима. Ни один квадратный метр даже самой исконно русской земли не стоит стольких унижений человеческой свободы и достоинства.
4. Как говорил один из классиков, история возвращается на круги своя, но меняются круги сии. Коррупция, нечестные выборы, самоназначенная власть не уважающая мнения граждан, чувство общей несправедливости — все эти побудительные мотивы, приведшие десятки тысяч людей на Болотную, никуда не делись. Украинский «Евромайдан», начавшийся ровно через десять лет после «Оранжевой революции», тоже не возник из ниоткуда. Недовольство копилось постепенно: был налоговый Майдан предпринимателей, дикая пенсионная реформа, отмена льгот чернобыльцам и афганцам, кошмарная история во Врадиевке. Все это — на фоне непрерывного обогащения семьи и окружения Януковича. Поэтому его отказ подписать соглашение о евроинтеграции стал лишь последней каплей, переполнившей чащу народного терпения. Наша власть с тем же упорством наполняет ту же чашу: в Москве закрывают больницы, «сливают» школы, малый бизнес облагают новыми налогами, цены на продукты растут — и пышным цветом продолжает цвести коррупция среди верхушки режима. Крестным ходом или Пасхальными песнопениями такая история точно не кончится.
Илья Яшин. Фото: Евгений Фельдман
Илья Яшин, политик
В декабре 2011 года — один из лидеров «Солидарности», ведущий митинга 5 декабря на Чистых прудах
В декабре 2014 года — глава московского отделения партии «РПР-Парнас»
1. Люди вышли на улицу, потому что поняли: у них отобрали право на выбор, и нынешняя власть даже не думает никуда уходить. Перспектива «вечного Путина» нравится далеко не всем, и активная часть общества пыталась этому противостоять. То, что вы называете «разгромом оппозиции», стало реакцией Путина на попытки оспорить его намерение находиться в Кремле до конца своей жизни. С чего вы взяли, что если бы все сидели под лавками, политика Путина была бы менее агрессивной? Напротив — отсутствие противодействия открыло бы прямую дорогу к становлению в России еще более жесткого режима.
Протесты 2011–2012 годов дали, в первую очередь, надежду на будущее. Они показали, что несогласных с «генеральной линией» в нашей стране — не маргинальная кучка, как нас годами убеждала пропаганда, а десятки тысяч на улице, а значит — миллионы по всей стране. Формирование народовластия — это не спринт, а марафонская дистанция. Несмотря на прессинг и реакцию власти, надо гнуть свою линию, и это принесет результат. В политике ведь побеждает не тот, кто сильнее здесь и сейчас, а тот, кто последователен и идет до конца.
2. 10 декабря 2011 года я был под арестом и не участвовал в принятии решения о тактике оппозиции. Но я рад, что авантюрная идея идти на Кремль не получила поддержки, и люди вместо этого провели крупнейший с начала 2000-х годов митинг на Болотной площади. К силовому противостоянию с властями в 2011 году общество не было готово. Мирный протест показал, что в стране существует массовое недовольство политикой Путина. Властям так или иначе пришлось признать этот факт. Попытка навязать властям сценарий силового противостояния привел бы к стремительному разгрому оппозиции, и лишил бы нас вообще всех козырей.
3. Мое отношение к Путину после истории с присоединением Крыма стало хуже. До этого я его считал обычным жуликом, который дорвался до власти и вместе с друзьями распихивает страну по карманам. Сейчас я вижу, что ради сохранения власти Путин готов идти на любые кровавые авантюры и платить за это жизнями огромного количества людей. Этот человек опасен для России. То, что он вытворяет в последние месяцы, ставит под угрозу существование нашей страны как единого государства. Я боюсь, что крымский бумеранг больно ударит по нашему суверенитету, и по мере экономического ослабления от России начнут отваливаться значительные куски территорий.
4. Протесты неизбежны; вероятно, они будут носить социально-экономический характер. Внешнеполитические авантюры Путина дорого стоят, а платить за это придется обычным гражданам. Денег в стране становится все меньше, и бьет это в первую очередь по самым уязвимым слоям населения. Будут расти цены, снижаться доходы, социальная поддержка. Крым на бутерброд не намажешь, поэтому недовольство будет расти — сомнений нет.
Впрочем, я бы не исключал, что через некоторое время возникнет и новый запрос на политическое обновление, как это случилось в 2011 году. Тогда ведь тоже все ждали социальных протестов. Но десятки тысяч в итоге вышли на улицу с требованием новой власти, а не колбасы с маслом.
Илья Азар
Источник: meduza.io