«Скоро подует восточный ветер»

— Скоро подует восточный ветер, Уотсон.
— Не думаю, Холмс. Очень тепло.
— Эх, старина Уотсон! … скоро поднимется такой восточный ветер, какой никогда еще не дул на Англию. Холодный, колючий ветер, Уотсон, и, может, многие из нас погибнут от его ледяного дыхания. Но все же он будет ниспослан Богом, и когда буря утихнет, страна под солнечным небом станет чище, лучше, сильнее…. (Артур КОНАН-ДОЙЛЬ, «Его прощальный поклон»)

О том, почему «великая» европейская война 1914-198 годов была войной империалистической. Почему истинной победой России стала её Революция, а выход из войны — актом национального достоинства. Почему революция в России обозначила начало новой всемирно-исторической эпохи, а сама Россия стала центром нового исторического мира. Почему, отрекшись от своей революции, Россия обрекла себя на отсталость и прозябание и даже не смогла предотвратить войну у своего порога. Почему народное восстание в Донбассе — это напоминание об истинном предназначении России и о её обязанностях, напоминание об Октября 1917 года.

Что касается Англии — да, её граждане тоже пытались сделать свою страну лучше. Трудовая Британия отказывалась грузить оружие на пароходы и требовала прекратить интервенцию.

Во Францию из Севастополя вернулась взбунтовавшаяся эскадра; в Одессе за антивоенную агитацию вместе с группой местных подпольщиков расстреляли Жанну Лябурб, в самой Франции суды штамповали смертные и каторжные приговоры, а вернувшиеся с «великой» войны фронтовики рассуждали о том, что русские сумели повернуть штыки в тыл, а мы — нет.

В Германии вспыхнула революция, а по миру волной катилось требование 8-часового рабочего дня — чтобы как в России.

Но вернемся в начало.

Первая мировая война — это именно тот случай, когда характер войны может быть однозначно определен по условиям наступившего мира. А «Версальский мир» — это система ограбления и унижения одних стран и народов другими странами и народами. «Версальский мир» в той или иной мере касался всех проигравших, но хрестоматийной оказалась судьба Германии. Её назначили даже не главным, а единственным виновником войны, а коли так — то «немец за все заплатит».

«Непримиримее всех, мстительнее, жаднее была Франция… приобретая Эльзас и Лотарингию, оккупируя угольные богатства Рейна, захватывая африканские колонии, Франция намеревалась занять место Германии в промышленности <…>

Из-за Рейна во Францию — день и ночь, день и ночь — потянулись тоскливо длинные поезда с углем, сырьем, пушками, машинами. Тощие, с землистыми щеками немцы, костлявые немки, дети, покрытые болячками, глядели вслед этим поездам, вслед улетающей на долгие годы надежде поесть, отдохнуть…» Алексей ТОЛСТОЙ, «Эмигранты».

Именно за это в «великой войне» и боролись — за право обрекать на голод миллионы человеческих существ; и грабительской и империалистической та война была просто потому, что грабительским был наступивший после неё мир.
Справедливости ради отметим, что победители вскоре поняли, что для того, чтобы стричь, надо дать обрасти шерстью. Немцам дали вздохнуть, Германия получила международный заём — для начала 800 млн. золотых марок. С 1925 года экономика Германии заработала — стало что отдавать победителям.

Соучастие в такой «победе» — это соучастие в преступлении. Выход из такой войны — это дело чести.
Через четыре года после того, как немцам дал вздохнуть, грянула «Великая депрессия», и за Гитлера голосовали уже миллионы. Приход Гитлера и новая война — вот окончательная цена той «победы» и того «мира».
И мы теперь должны сожалеть, что наша страна, отказавшись от соучастия в ограблении Германии, тем самым отказалась от соучастия в развязывании Второй мировой войны?

Мировой экономический кризис и новая мировая война — это последствия «Версальского мира». Разумные люди это понимали это еще в 1919 году — будущий нобелевский лауреат Джон Мейнард Кейнс, привлеченный к подготовке проекта мирного договора, в знак протеста выйдет из состава британской делегации и покинет Парижскую мирную конференцию.
Россия сделала нечто более великое и более практическое — она покинула саму войну.

Пацифистами большевики не были. Идея «лишь бы не было войны» была им чужда в корне. Ленин — это вам не Горбачев. И не Макаревич. Кстати, «говном нации» вождь называл не всякую интеллигенцию, а именно ту её часть, которая не осуждала войну империалистическую, т.е. войну, развязанную верхами, но впадала в истерику, когда за оружие брались низы и отвечали на войну империалистическую войной гражданской. Каким словом сегодня назвать нашу теперешнюю интеллигенцию, которая проклинает ополченцев Донбасса на том основании, что, оказывается, любая война — это плохо?

Ленин, в отличие от тогдашней и от теперешней интеллигенции, не считал, что всякая война — это плохо, не считал сокращение армии и разоружение самоцелью, не считал, что выход России из войны сам по себе обеспечит России и человечеству мир.

Ленин призывал «учиться военному делу настоящим образом». Ленин считал, что новой России нужна по меньшей мере 3-х миллионная армия, и меньше чем за год в России была создана система военного учета и военного призыва — система, которой белые не смогли ничего противопоставить; система, просуществовавшая фактически до развала СССР. Меньше чем за год в России буквально из ничего, из толпы дезертиров была создана армия, которая дойдет до Тихого океана на востоке и до предместий Варшавы на западе.

Может быть люди, обвиняющие большевиков в предательстве, забыли, что большевики восстановили Россию почти в её прежних границах? Только последний дурак — или последний негодяй — может вздыхать о том, «какую страну потеряли». Не потеряли — а не дали исчезнуть.

Не забыли ли мы, часом, что наши доблестные союзники в 1917 году подписали меморандум о разделе России на сферы влияния, т.е. о её расчленении и колонизации? За полтора года до Версаля они вознамерились сделать с Россией то, что потом сделают с Германией — и кто им не дал это сделать, кто отстоял суверенитет и независимость страны?
Хотя точнее будет сказать, что суверенитет и независимость большевики для России сначала завоевали, совершив национально-освободительную по сути революцию, а уж потом отстояли — в огне отечественной по сути войны.

Россия последней трети XIX века и вплоть до победы Октябрьской революции — это страна, экономически и политически зависимая от промышленно развитых стран Запада. Эта зависимость оказалась основным итогом её пореформенного развития. Эта зависимость оказалась платой за создание современной по тем временам промышленности, за инвестиции и технологии.

Вот что пишет премьер-министр Сергей Юльевич Витте в докладе Николаю II в феврале 1899 года:

«Экономические отношения России к Западной Европе вполне сходны с отношениями колониальных стран к своим метрополиям: последние смотрят на свои колонии, как на выгодный рынок, куда они могут свободно сбывать произведения своего труда, своей промышленности и откуда могут властной рукой вычерпывать необходимое для них сырье. На этом зиждут свое экономическое могущество государства Западной Европы, и охрана и завоевание новых колоний служит его главным пособием. Россия являлась и поныне, в некоторой степени, является такой гостеприимной колонией для всех промышленно развитых государств, щедро снабжая их дешевыми произведениями своей земли и дорого расплачиваясь за произведения труда … Россия … имеет право и силу не хотеть быть вечной данницей экономически более развитых государств»

Не хотеть Россия может сколько угодно, но что к концу XIX века она данницей стала — для русского премьера это неоспоримый факт. В своем докладе он указывает, что зримым признаком зависимости России является колониальная по сути структура внешней торговли: сырье и продовольствие в обмен на промышленную продукцию. Причем и сырье, и продовольствие порой приходилось отдавать втридешево.

Дмитрий Иванович Менделеев, который был не только великим естествоиспытателем, но и незаурядным обществоведом, говоря о русском хлебном экспорте, напишет, что русский крестьянин попал в худшую, чем крепостное право, зависимость — зависимость от европейской зерновой биржи.

Другая форма зависимости сложилась в виде внешнего управлении целыми отраслями русской экономики. Вот что по этому поводу думал министр иностранных дел Михаил Николаевич Муравьев:

«…группы чужеземцев при помощи трестов и синдикатов делаются распорядителями природных богатств страны и фактическими собственниками крупных хозяйственных единиц <…> к 1904 г. целые обширные районы нашего отечества могут оказаться в экономической зависимости от иностранцев. Не следует ли поэтому … направлять притекающие к нам иностранные капиталы так, чтобы наплыв их не охватывал исключительных географических полос и не монополизировал в своей власти отдельных отраслей … Желательно ли, например, чтобы в руки иностранцев перешли наши нефтяные, каменноугольные и рудные богатства?»

Между тем переход в руки иностранцев богатств России в начале 20-го века тоже стал совершившимся фактом. Фактом стало установление контроля иностранных синдикатов над целыми экономическими регионами.

Вениамин Самуилович Зив, экономист и публицист либерального толка, описывает владения английской компании «Новороссийское общество каменноугольного, железного и рельсового производства».

«Заводы и каменноугольные копи общества находятся в Бахмутском уезде Екатеринославской губернии… Общество владеет наилучшими рудниками каменного угля с запасом в недрах, глубиной до 500 саженей около 62 млрд. пудов угля, из которых 30 млрд. — коксующегося угля, и прекрасными железными рудниками …

Общество владеет в Кривом Роге около 1.500 дес. земли, с залежами железных руд, содержащих 58-65 % железа. Добыча составляет в настоящее время 16 милл. пуд. в год… В недрах общества имеется запас руды около 1 1/2 миллиарда пуд.

На территории завода имеется 360 старых коксовых печей с производительностью до 12 милл. пуд. в год. Кроме того, на рудниках построено 180 печей системы Эванс Коппе с производительностью до 16 милл. пуд. в год. В 1915 г. начата постройка новых 150 печей, которые будут окончены в 1916 г. Производство составит тогда 18.000.000 пуд. кокса в год. Общее протяжение заводских и рудничных путей составляет 135 верст. Подвижной состав представлен 35 паровозами, 500 полувагонами, 150 платформами и 160 нормальными железнодорожными вагонами…

Предприятию принадлежит местечко “Юзовка. Под местечко с 60.000 населения отведено 500 дес. земли»

«Юзовкой» центр этого британского анклава был назван в честь Джона Хьюза — основателя «Новороссийского общества». Даже тогдашняя топонимика говорила о том, кто является в России подлинным хозяином целых территориально-промышленных комплексов.

Наконец, формой зависимости России был огромный, неподъемный, к 1917 году — самый большой в мире внешний долг, 14.86 млрд. рублей, или $5.937 млрд. Этот долг для России означал то же, что репарационные платежи для Германии. О какой победе России можно говорить, если в счет этого долга союзники даром выкачивали бы из России — как из побежденной Германии — уголь, нефть, железо, хлеб?

В фильме «Интервенция» — да, поставленного в балаганной манере, — прибывший в Одессу французский командующий, громыхая бутафорскими счетами, объявляет встречающей публике сумму этого долга и объясняет, что доблестным союзникам в России отныне принадлежит всё. В том числе штаны, которые вы носите, и женщины, с которыми вы спите. Насчет штанов и женщин не знаю, а из обзора господина Зива, вышедшего в свет в январе 1917 года, получается, что в начале 20-го века европейским инвесторам в России принадлежали: добыча угля, железной и марганцевой руды, добыча и переработка нефти, добыча и выплавка меди, добыча золота и платины, выплавка чугуна и стали, обработка металлов, электротехническая и химическая промышленность, телефонная связь, электрическое и газовое освещение, трамвайное дело, гостиничное дело, кинематограф.

«Судьба южно-русской каменноугольной промышленности … решается даже при ныне чрезвычайных условиях не в России, а в крупных европейских центрах…

… таких организаций заграницею имелось до войны множество, причем в известных случаях они представляли собою опасность для России как в экономическом, так и в политическом смысле. Такие организации существовали в металлургической, химической, электротехнической, каменноугольной, нефтяной и других отраслях промышленности. Местопребывание всех этих организаций… должно быть перенесено в Россию, где они были бы доступны общественному и правительственному контролю»

Либеральный публицист г-н Зив в январе 1917 года пишет, что Россия должна восстановить суверенитет над своими богатствами и своими производительными силами.

Русская революция оказалась первой в мире победоносной революцией, вырвавшей целую страну из под внешнего управления. Положение России не было уникальным — под внешним управлением небольшой группы «цивилизованных» стран к концу XIX века находилось большинство человечества, а Россия попала под внешнее управление едва ли не последней. Кстати, Версальский мирный договор — это попытка загнать Германию туда, где находилось большинство человечества. То есть чтобы немцы жили, как все.

К началу XX века перед человечеством встает задача — задача освобождения от зависимости и от внешнего управления.
Эта задача решается не проповедями. Эта задача решается в ходе революций. Такую революцию и совершила в 1917 году Россия, показав пример другим народам.

Потом по миру прокатилась целая волна подобных освободительных революций и освободительных войн.
А потом был откат — Россия решила вернуться под внешнее управление, лечь под доблестных союзников и инвесторов. К чему приводит такое управление — в чистом виде это сегодня демонстрирует Украина.

А Россия с удивлением узнаёт, что наши доблестные союзники — это бандиты с большой дороги. И российские президент с трибуны делится своим изумлением, и пытается взывать к совести тех, на чьем счету только в XX веке две мировые бойни. И пытается объяснить, что революции — это зло, и что он не против акций протеста, если эти акции проводятся строго в рамках закона.

Кто понимает — того история ведет, кто не понимает — того она тащит. К подлинному пониманию Россией своего места в мире и своих обязанностей — быть стратегическим тылом и арсеналом стран и народов, осмеливающихся сопротивляться гегемонии Капитала, — сегодня Россию тащит не столько бесчеловечность лидеров и идеологов Запада сама по себе, а как раз попытки сопротивления — начавшиеся, наконец, на территории бывшего СССР. Отказ от поддержки этого сопротивления для нынешней российской элиты, по инерции читающей проповеди о благонравии, это потеря не просто лица, это утрата легитимности, это политическое самоубийство.

Сможет ли Россия стать тылом и арсеналом, не национализировав нефтянку, не выйдя из «Болонского процесса», не покончив с телевизионным растлением и оболваниванием, не ликвидировав щоу-бизнес, не начав расстреливать наркодилеров?

Что революции — это зло, тут и Макаревич, и Собчак с Путиным, пожалуй, согласятся. А пока расскажите ополченцам Донбасса, что их протест должен быть сугубо мирным и что они грубо нарушают законы Украины.

Николай Кудряков

Источник: dal.by